Ты жди меня немногим больше трех часов. Анализ стихотворения Жди меня, и я вернусь — Симонов

В новом выпуске «Ста лекций» — 1941 год в стихотворении «Жди меня» Константина Симонова.

Добрый день, дорогие друзья! Продолжаем наш курс «100 лет ― 100 книг», и сегодня мы поговорим ― довольно редкий случай в нашей практике ― даже не о поэме, а об одном стихотворении 1941 года, которое стало, наверное, самым известным лирическим произведением советского периода. Это стихотворение Константина Симонова «Жди меня».

Вопреки распространенному мнению, стихотворение это написано не на фронте, а во время одной из кратковременных командировок, наоборот, в Москву, в редакцию «Красной звезды». Симонов жил тогда, в октябре, на небольшой частной квартире у друга и там это стихотворение в один из октябрьских дней 1941 года закончил, хотя придумал его, как он вспоминает, еще в августе 1941 года, в самые страшные дни отступления.

Почему этот текст оказался таким знаменитым и что вообще из себя представляет военная лирика Симонова? Начнем с того, что все инсинуации, которые Симонова хронически преследуют, что это стихотворение написал не он, что оно то ли взято из блокнота погибшего друга, то ли это переписанный неизвестный текст Гумилева ― это глупость. Приписываемый Гумилеву текст совершенно не мог ему принадлежать, это абсолютно графоманские стихи. Гумилеву вообще приписывают очень много всякой дряни, которую иногда находят или в чужих записных книжках, или в солдатских блокнотах. Это творчество самодеятельное, по-своему ничуть не менее достойное, но с литературной точки зрения никакое.

Конечно, Симонов сам написал эти стихи, и они очень точно отражают собой суть и структуру его военного романа в стихах, в который этот текст полноправно входит, его лирической книжки «С тобой и без тебя». Существует другой слух, гораздо более устойчивый, что Сталин, увидев книгу «С тобой и без тебя», спросил: «Сколько тысяч экземпляров?». Ему сказали: «Пять тысяч». Он ответил: «Надо было бы два ― ему и ей». Но это тоже, в общем, легенда, потому что Симонов был сталинским любимцем. Сталин очень поощрял, что в годы войны лирические стихи были популярнее всякого этого жестяного громыхания. У него все-таки был вкус, хотя очень консервативный и узкий.

Что касается сюжета лирической книги «С тобой и без тебя», вообще это довольно экзотический жанр ― книга стихов, потому что она, как правило, отличается от просто сборника сквозным единым лирическим сюжетом. Этот единый лирический сюжет в книге Симонова, конечно, наличествует, и это сюжет экзотический, в литературе довольно редкий. Это история о том, как мальчик любит девочку, девочка, как всегда, даже будучи ровесницей, чуть постарше, всегда понимает чуть больше, всегда опытнее просто инстинктом. К тому же Серова к этому моменту была уже вдовой, муж ее, прославленный летчик Серов, уже погиб через полгода после свадьбы, сына Анатолия она родила, уже овдовев.

Серов как раз тоже был одним из сталинских любимцев, а Симонов тогда еще был никем. Он был молодым поэтом, начинающим драматургом, чья пьеса «Парень из нашего города» получила первую Сталинскую премию в череде бесконечных симоновских наград. Она очень понравилась наверху, понравились и халхин-гольские стихи Симонова. То, что Симонов вместо аспирантуры поехал на Халхин-Гол, вызвало у Асмуса эпиграмму «Аспирантура ― дура, штык ― молодец». Действительно, Симонов вовремя понял, что стране на пике милитаристского психоза нужны военные стихи и военные поэты.

Тогда же Симонов полюбил молодую, одинокую, трагическую, всеми любимую, непокорную, неуправляемую Серову. Несколько раз ему удавалось, как ему казалось, добиться ее взаимности. Все это описано в одном из лучших стихотворений цикла:

Ты говорила мне «люблю»,

Но это по ночам, сквозь зубы.

А утром горькое «терплю»

Едва удерживали губы.

Видите, какая интонация, какие простые рифмы: «зубы» ― «губы», «люблю» ― «терплю». Симонов ― очень непосредственный автор, отсюда это ощущение простоты и подлинности, которое есть в его стихах.

Действительно, чего-то он добивался, но было полное ощущение, что Серова, которая так и не стала Симоновой, по-прежнему влюблена в мертвого мужа. Некоторое время спустя ему удалось, как ему казалось, добиться настоящей взаимности, когда он был на фронте и подвергался постоянному риску:

И вдруг война, отъезд, перрон,

Где и обняться-то нет места,

И дачный клязьминский вагон,

В котором ехать мне до Бреста.

<…>

Ты вдруг сказала мне «люблю»

Почти спокойными губами.

Лирический сюжет в том, что мальчик в конце концов добивается любви от девочки, да только ему, прошедшему войну, медные трубы и раннюю славу, уже это не нужно. Симонов 1945 года ― человек, который действительно стал любимым военным поэтом миллионов и, рискну сказать, главным поэтом эпохи, гораздо популярнее и Пастернака, и Ахматовой, и всех советских авторов в диапазоне от Суркова до Гусева.

О чем там говорить? Симонов, конечно, номер один. И после всего того, что он пережил, ему не очень-то и нужна Серова. Дело даже не в том, что она ему изменяла, вот здесь как раз очень точен апокриф, когда Поскребышев говорит: «Товарищ Рокоссовский живет с женой товарища Симонова, что делать будем?», на что Сталин отвечает: «Завидовать». Что тут сделать, тут уже его власть не абсолютна, с товарищем Рокоссовским он не очень может сладить в этот момент.

Дело в том, что после войны очень сильно переменились самоощущения, самооценки. Симонов, конечно, чувствуя себя пусть и боевой единицей, но все же народа-победителя, чувствуя себя первым поэтом эпохи, не так уж и нуждается в чьей бы то ни было любви. Лирическая струя в его лирике благополучно заканчивается 1945 годом. На все, что Симонов пишет позже, во всяком случае, в стихах, просто не взглянешь без слез. Не поверишь, что одна и та же рука писала «Друзья и враги», чудовищный сборник 1947 года, и «С тобой и без тебя». Название, казалось бы, то же самое, тоже на дихотомию, на «и», «Друзья и враги», «С тобой и без тебя», но невозможно сравнить лирическую мощь первого сборника и вялый самоподзавод второго:

Мой друг Самед Вургун, Баку

Покинув, прибыл в Лондон.

Бывает так — большевику

Вдруг надо съездить к лордам.

Дальше речь товарища Самеда Вургуна, и Сталин «улыбается ― речь, очевидно, ему нравится». Нельзя себе представить, что это Симонов, автор «Хозяйки дома», «Открытого письма» («Не уважающие вас покойного однополчане» ) или «Если бог нас своим могуществом».

Действительно, получается, что во время войны человек вырастал над собой на пять голов, а потом падал в бездну своего обычного тоталитарного ничтожества. Поэтому «С тобой и без тебя» ― главный взлет в биографии Симонова, единственный и совершенно неповторимый в своем роде.

Вообще его военные стихи очень хороши, прежде всего потому, что там есть эта самая тема женщины, которой надо добиться. Просто так о войне писать бессмысленно, потому что война есть война, она в нравственных терминах и моральных императивах не интерпретируется. А вот война и женщина ― здесь что-то есть.

Строго говоря, он и на войне геройствует только потому, ― вот парадокс лирического сюжета этой книги, ― чтобы стать достойным этой девушки, чтобы ей наконец понравиться. Обратите внимание, что вообще в русской поэзии XX века есть две настоящие книги стихов, книги со сквозным сюжетом. Первая, конечно, «Сестра моя ― жизнь», тоже про девушку с трагедией, похоронившую жениха ― это был Сергей Листопад, внебрачный сын Шестова. Пастернак добивается именно вдовы, вот в чем дело, женщины с судьбой, женщины, принадлежавшей другому и еще хранящей память об этом другой, носящей траур по нему. Здесь та же самая тема: надо не просто победить героя, но победить мертвого героя, а это заведомо нечестная конкуренция. Симонов умудряется это сделать, он побеждает.

Героиня в обоих случаях одна и та же ― роковая женщина с судьбой. Очень точную ее характеристику Симонов дает в стихотворении 1943 года:

Если бог нас своим могуществом

После смерти отправит в рай,

Что мне делать с земным имуществом,

Если скажет он: выбирай?

Мне не надо в раю тоскующей,

Чтоб покорно за мною шла,

Я бы взял с собой в рай такую же,

Что на грешной земле жила, ―

Злую, ветреную, колючую,

Хоть ненадолго, да мою!

Ту, что нас на земле помучила

И не даст нам скучать в раю.

Главный лирический сюжет ― преодоление недоверия и, может быть, даже высокомерия со стороны этой злой, страшно своевольной, неотразимо прекрасной девочки. Это и есть тема. Надо сказать, что в замечательном фильме «Жди меня», который поставлен по симоновскому сценарию постоянным его режиссером Столпером, свою лучшую роль Серова сыграла-таки, потому что ей там ничего играть не надо, потому что она такая и была.

Когда мы видим, как она поет: «Хороша я, хороша, плохо я одета, никто замуж не берет девушку за это» ― это нельзя придумать, она действительно девочка-хулиганка, в некотором смысле оторва, которая может быть и великосветской львицей, когда ей надо быть на приеме в правительстве, и образцовой хозяйкой, когда она принимает друзей мужа, и даже немного может быть куртизанкой, когда он ее домогается или когда она с ним играет. Женщина, которая соединяет в себе все роли, навязанные актрисе в тоталитарном обществе, и все играет с одинаковой органикой.

Но у Серовой большая конкуренция. Она не так много сыграла. В конце концов, там есть молодая Целиковская, актриса того же плана, есть Орлова, классическая советская звезда, есть Ладынина. Много кто есть, но на этом фоне она абсолютно не теряется, более того, выглядит самой яркой звездой. Она, эта блондинка с капризными губами и бешеным взглядом, абсолютно живая, из нее ничего не надо делать, она существует на экране, а не играет. И в нее такую был влюблен Симонов.

Что касается собственно стихотворения, оно очень голое и просто, я бы даже сказал, примитивное. Симонов в своей военной лирике использует два приема: это анафора, когда строка начинается одинаково, и рефрен, гипнотизирующий повтор. На этих двух нехитрых приемах у него сделаны два самых знаменитых стихотворения: «Жди меня» и «Убей его». Собственно говоря, это и есть два главных посыла, обращения к читателю.

«Жди меня», несмотря на эти гипнотизирующие повторы, пленяет другим. Странную вещь сейчас скажу. В советской поэзии существует культ матери, немножко блатной. Он и в блатной поэзии существует тоже. Мы можем определить совершенно четко, архаик поэт или новатор. Для архаика, архаиста Родина всегда мать, а для модерниста, новатора ― жена. Блок, конечно, все нам исправил, удивительным образом написав: «О Русь моя, жена моя, до боли нам ясен долгий путь», исправил в том смысле, что вместо страшноватого облика грозной матери, которая все время что-то требует, обвиняет, посылает на гибель, появился образ жены.

Надо сказать, что в едином образе матери эти две составляющие плоховато уживаются. Об этом есть довольно откровенное стихотворение у Кушнера:

Отдельно взятая, страна едва жива.

Жене и матери в одной квартире плохо.

Блок умер. Выжили дремучие слова:

Свекровь, свояченица, кровь, сноха, эпоха.

Мы знаем, что одной из причин смерти Блока и его депрессии были постоянные стычки, взаимная ненависть его жены и матери. Можно сказать, в этом аду он и прожил последние десять лет жизни.

В отношении к родине, как ни странно, тоже присутствует этот странный комплекс: она и мать, и жена. Мать всегда грозная и требовательная, а жена добрая, понимающая, союзница. Мать, в общем, боишься или чувствуешь к ней благодарность, но это набор должных ощущений, а Родину-жену хочешь, к ней тянешься.

В чем действительно абсолютное величие Симонова (и многие этого не понимают) ― он впервые решительно отодвинул на задний план образ матери и выдвинул на первый образ жены. Многие мои знакомые матери, даже будущие, не могли ему простить ужасных слов «Пусть поверят сын и мать в то, что нет меня».

Надо сказать, что мать Симонова была в свое время роковой женщиной, чрезвычайно решительной, как у Нагибина, настоящая глава семьи. Она очень не любила книгу «С тобой и без тебя». Мы-то понимаем, что она ее не любила по причинам женской ревности, но она говорила, что это неприлично ― писать интимные стихи своей бабе во время войны! Люди умирают миллионами, а ты тут признаешься, интимничаешь! Она написала ему письмо, ныне опубликованное, которое содержит жесточайшую, почти партийную критику этой книги.

И, конечно, ее ужасно раздражало, что он называл себя Константином. Вообще-то он был Кирилл, но поскольку в детстве, играя с отцовской бритвой, он порезал язык и на всю жизнь стал картавым, он говорил: «Я не могу называться Кивив! Я не выговариваю ни „р“, ни „л“». На мать это не влияло. Она говорила: «Константина не рожала, Константина не желала, Константина не люблю и в семье не потерплю!». Обратите внимание, рифма «люблю» ― «терплю» присутствует и здесь.

В общем, образ матери для Симонова грозный и неприятный, вот поэтому он и выдвигает на первый план образ жены. Родина-жена во время войны сильнее, потому что к жене испытываешь эротические чувства, жены не боишься, защищаешь ее. Вообще жена ― гораздо интимнее. И вот это интимное переживание родины и обеспечило Симонову такую славу.

Ты вспоминаешь не страну большую,

Какую ты изъездил и узнал,

Ты вспоминаешь родину ― такую,

Какой ее ты в детстве увидал.

Клочок земли, припавший к трем березам,

Далекую дорогу за леском,

Речонку со скрипучим перевозом,

Песчаный берег с низким ивняком.

Да, можно выжить в зной, в грозу, в морозы,

Да, можно голодать и холодать,

Идти на смерть... Но эти три березы

При жизни никому нельзя отдать.

Очень мощно сказано. Вот это интимное проживание патриотического дискурса, интимный образ родины ― безусловная симоновская заслуга.

Эти стихи, несмотря на их наборматывающую колдовскую, магическую сущность, внутренне очень рациональны. Ими движет очень простое и рациональное чувство: если человек знает, что его ждут, если он понимает, что все не напрасно, он способен на все. Родина в тридцатые годы отняла очень многие мотивации, поэтому люди и сдавались в плен в таком количестве, о чем историки до сих пор спорят с Марком Солониным, отважно отстаивающим свои цифры. Сдавались в плен, это было. Почему? Да мотивации не было. Родина перестала быть родной, она все время ассоциировалась со страхом, а не с любовью.

Симонов доказывает: ты очень нужен, тебя любят и ждут, и поэтому ты сейчас пойдешь и спасешь мир. Вспомните:

Жди меня, и я вернусь.

Только очень жди,

Жди, когда наводят грусть

Желтые дожди,

Жди, когда снега метут,

Жди, когда жара,

Жди, когда других не ждут,

Позабыв вчера.

Жди, когда из дальних мест

Писем не придет,

Жди, когда уж надоест

Всем, кто вместе ждет.

Жди меня, и я вернусь,

Не желай добра

Всем, кто знает наизусть,

Что забыть пора.

Пусть поверят сын и мать

В то, что нет меня,

Пусть друзья устанут ждать,

Сядут у огня,

Выпьют горькое вино

На помин души...

Жди. И с ними заодно

Выпить не спеши.

Вот это все было хорошо, а третья строфа будет гениальной:

Жди меня, и я вернусь,

Всем смертям назло.

Кто не ждал меня, тот пусть

Скажет: — Повезло.

Не понять, не ждавшим им,

Как среди огня

Ожиданием своим

Ты спасла меня.

Как я выжил, будем знать

Только мы с тобой, —

(не Родина, не партия, не воинское начальство!)

Просто ты умела ждать,

Как никто другой.

Невероятная популярность этого текста связана прежде всего с тем, что кузнецом победы впервые названа не партийная власть, не труженики тыла, а женщина, которая на нитке своего ожидания удерживает человека над бездной. И это потрясающее откровение.

Почему война воспринимается очень многими как светлое пятно в советской истории? Да потому что надо себе представить, какова была эта история, если такой фон создает этот оазис! Если война воспринимается как оазис, то это потому, что людям разрешили недолго побыть собой. Вот это кошмар. Власть ненадолго отвернулась, думая о собственном спасении, и люди получили возможность самостоятельно спасти человечество. Может быть, именно в этом для Симонова и заключается самая светлая память о войне, потому что он знал, что во время этой войны он был выше себя, а в остальное время в лучшем случае себе равен.

Есть вопрос о том, как складывались дальнейшие отношения с Серовой. Понимаете, у нас почти нет их переписки. То немногое, что напечатано, относится уже к 1944-1945 годам, когда он уже пишет ей, понимаете, скорее не во влюбленном, а в снисходительном тоне. Там вышла странная история. Говорят, что он ее разлюбил из-за того, что она спилась. Ничего подобного! Он ее разлюбил из-за того, что роли поменялись. Главной в этом союзе была она, а стал он.

У Симонова была странная особенность ― он всегда женился на вдовах. Первая его возлюбленная была вдовой, вторая тоже, и третья, вдова поэта Семена Гудзенко Лариса Жадова, с которой он прожил последние годы. И муза военной поэзии досталась ему как вдова после Николая Гумилева. Почему так получалось, сказать трудно. Наверно, потому что ему интереснее было конкурировать с мертвыми героями, нежели с живыми людьми.

Серова перестала быть ему интересна. Он честно признался: «Я просто разлюбил тебя, и это не дает мне писать тебе стихов». А спилась, располнела, поширела и утратила все свое очарование она гораздо позже. Симонов, чтобы не видеть ее такой, даже не пошел на ее похороны, прислал букет. Там, по-моему, было 45 гвоздик. А больше ничего. Когда на творческом вечере в Останкине ему пришла записка о Валентине Серовой, он сказал: «Знаете, тут такую глупость спрашивают, что я даже не буду ни читать, ни отвечать». Он забыл это, вырвал это из своей жизни. Может, и правильно сделал, потому что от любви должна оставаться не разборки и дележ квартир, а книга стихов.

В следующий раз мы поговорим о произведении гораздо более массивном и менее значительном.

«Жди меня, и я вернусь» Константин Симонов

Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди,
Жди, когда наводят грусть
Желтые дожди,
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.
Жди, когда из дальних мест
Писем не придет,
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждет.

Жди меня, и я вернусь,
Не желай добра
Всем, кто знает наизусть,
Что забыть пора.
Пусть поверят сын и мать
В то, что нет меня,
Пусть друзья устанут ждать,
Сядут у огня,
Выпьют горькое вино
На помин души…
Жди. И с ними заодно
Выпить не спеши.

Жди меня, и я вернусь,
Всем смертям назло.
Кто не ждал меня, тот пусть
Скажет: — Повезло.
Не понять, не ждавшим им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой,-
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.

Анализ стихотворения Симонова «Жди меня, и я вернусь»

Война для Константина Симонова началась в 1939 году, когда он был направлен на Халхин-Гол в качестве корреспондента. Поэтому к тому моменту, как Германия напала на СССР, поэт уже имел представление о фронтовых буднях и не понаслышке знал, что очень скоро тысячи семей начнут получать похоронки.
Незадолго до повторной демобилизации, летом 1941 года, Симонов на несколько дней приехал в Москву и остановился на даче своего друга, писателя Льва Кассиля в Переделкино. Именно там было написано одно из самых известных стихотворений поэта «Жди меня, и я вернусь», которое вскоре облетело всю линию фронта, став для солдат одновременно и гимном, и молитвой.

Это произведение посвящено актрисе Валентине Серовой, вдове военного летчика, с которой поэт познакомился в 1940 году. Звезда театра и любимица Сталина, она поначалу отвергала ухаживания Симонова, считая, что не вправе предавать память мужа, погибшего во время испытаний нового самолета. Однако война все расставила на свои места, изменив отношение не только к смерти, но и к самой жизни.

Уходя на фронт, Константин Симонов не был уверен ни в победе советской армии, ни в том, что ему удастся увернуться живым. Тем не менее, его согревала мысль, что где-то далеко, в солнечной Фергане, куда был эвакуирован театр Валентины Серовой, его ждет любимая женщина. И именно это давало поэту силы и веру, вселяло надежду, что рано или поздно война закончится, и он сможет быть счастливо со своей избранницей. Поэтому, обращаясь в стихотворении к Валентине Серовой, он просит ее лишь об одном: «Жди меня!».
Вера и любовь этой женщины является для поэта своеобразным талисманом, той невидимой защитой, которая оберегает его на фронте от шальных пуль. О том, что погибнуть можно совершенно случайно и даже по глупости, Симонов знает не понаслышке. В первые дни войны ему довелось оказаться в Белоруссии, где к тому времени шли ожесточенные бои, и поэт чуть не погиб под Могилевом, попав в немецкое окружение. Однако он убежден, что именно любовь женщины сможет уберечь его и многих других солдат от гибели. Любовь и вера в то, что с ним ничего не случится.

В стихотворении он просит Валентину Серову, а вместе с ней тысячи других жен и матерей не отчаиваться и не терять надежды на возвращение своих любимых даже тогда, когда кажется, что им уже никогда не суждено будет встретиться. «Жди, когда уж надоест всем, кто вместе ждет», — просит поэт, отмечая, что не стоит поддаваться отчаянию и уговорам тех, кто советует забыть любимого человека . Даже если лучшие друзья уже пьют за помин его души, понимая, что чудес не бывает, и воскреснуть из мертвых никому не суждено.

Однако Симонов убежден, что он обязательно вернется к своей избраннице, что бы ни случилось, так как «среди огня ожиданием своим ты спасла меня». О том, чего им обоим это будет стоить, поэт предпочитает умолчать. Хотя прекрасно знает, что неизвестность наверняка прибавит новые морщины и седины в волосах тех женщин, которые ждут своих любимых. Но именно вера в то, что они когда-нибудь вернутся, дает им силы выжить в кровавой мясорубке, именуемой войной.

Поначалу Константин Симонов отказывался публиковать это стихотворение, считая его глубоко личным и не предназначенным для широкого круга читателей. Ведь лишь несколько близких друзей поэта были посвящены в его сердечную тайну. Однако именно они настояли на том, чтобы стихотворение «Жди меня, и я вернусь», в котором так нуждались тысячи солдат, стало достоянием общественности. Оно было опубликовано в декабре 1941 года, после чего уже ни Константин Симонов, ни Валентина Серова не считали нужным скрывать свои отношения. И их яркий роман стал еще одним доказательством того, что настоящая любовь способна творить чудеса.

Касаясь трех великих океанов,
Она лежит, раскинув города,
Покрыта сеткою меридианов,
Непобедима, широка, горда.

Но в час, когда последняя граната
Уже занесена в твоей руке
И в краткий миг припомнить разом надо
Все, что у нас осталось вдалеке,

Ты вспоминаешь не страну большую,
Какую ты изъездил и узнал,
Ты вспоминаешь родину - такую,
Какой ее ты в детстве увидал.

Клочок земли, припавший к трем березам,
Далекую дорогу за леском,
Речонку со скрипучим перевозом,
Песчаный берег с низким ивняком.

Вот где нам посчастливилось родиться,
Где на всю жизнь, до смерти, мы нашли
Ту горсть земли, которая годится,
Чтоб видеть в ней приметы всей земли.

Да, можно выжить в зной, в грозу, в морозы,
Да, можно голодать и холодать,
Идти на смерть... Но эти три березы
При жизни никому нельзя отдать.

1941

ЖДИ МЕНЯ

Жди меня, и я вернусь,
Только очень жди.
Жди, когда наводят грусть
Желтые дожди.
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара.
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.
Жди, когда из дальних мест
Писем не придет.
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждет.

Жди меня, и я вернусь,
Не желай добра
Всем, кто знает наизусть,
Что забыть пора.
Пусть поверят сын и мать
В то, что нет меня.
Пусть друзья устанут ждать,
Сядут у огня,
Выпьют горькое вино
На помин души -
Жди, и с ними заодно
Выпить не спеши.

Жди меня, и я вернусь
Всем смертям назло.
Кто не ждал меня, тот пусть
Скажет: "Повезло".
Не понять, не ждавшим, им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил - будем знать
Только мы с тобой.
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.

ТЫ ПОМНИШЬ, АЛЕША, ДОРОГИ СМОЛЕНЩИНЫ
А. Суркову

Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины,
Как шли бесконечные, злые дожди,
Как кринки несли нам усталые женщины,
Прижав, как детей, от дождя их к груди,

Как слезы они вытирали украдкою,
Как вслед нам шептали: - Господь вас спаси! -
И снова себя называли солдатками,
Как встарь повелось на великой Руси.

Слезами измеренный чаще, чем верстами,
Шел тракт, на пригорках скрываясь из глаз:
Деревни, деревни, деревни с погостами,
Как будто на них вся Россия сошлась,

Как будто за каждою русской околицей,
Крестом своих рук ограждая живых,
Всем миром сойдясь, наши прадеды молятся
За в бога не верящих внуков своих.

Ты знаешь, наверное, все-таки Родина -
Не дом городской, где я празднично жил,
А эти проселки, что дедами пройдены,
С простыми крестами их русских могил.

Не знаю, как ты, а меня с деревенскою
Дорожной тоской от села до села,
Со вдовьей слезою и с песнею женскою
Впервые война на проселках свела.

Ты помнишь, Алеша: изба под Борисовом,
По мертвому плачущий девичий крик,
Седая старуха в салопчике плисовом,
Весь в белом, как на смерть одетый, старик.

Ну что им сказать, чем утешить могли мы их?
Но, горе поняв своим бабьим чутьем,
Ты помнишь, старуха сказала:- Родимые,
Покуда идите, мы вас подождем.

"Мы вас подождем!" - говорили нам пажити.
"Мы вас подождем!" - говорили леса.
Ты знаешь, Алеша, ночами мне кажется,
Что следом за мной их идут голоса.

По русским обычаям, только пожарища
На русской земле раскидав позади,
На наших глазах умирали товарищи,
По-русски рубаху рванув на груди.

Нас пули с тобою пока еще милуют.
Но, трижды поверив, что жизнь уже вся,
Я все-таки горд был за самую милую,
За горькую землю, где я родился,

За то, что на ней умереть мне завещано,
Что русская мать нас на свет родила,
Что, в бой провожая нас, русская женщина
По-русски три раза меня обняла.

* * *

Майор привез мальчишку на лафете.
Погибла мать. Сын не простился с ней.
За десять лет на том и этом свете
Ему зачтутся эти десять дней.

Его везли из крепости, из Бреста.
Был исцарапан пулями лафет.
Отцу казалось, что надежней места
Отныне в мире для ребенка нет.

Отец был ранен, и разбита пушка.
Привязанный к щиту, чтоб не упал,
Прижав к груди заснувшую игрушку,
Седой мальчишка на лафете спал.

Мы шли ему навстречу из России.
Проснувшись, он махал войскам рукой...
Ты говоришь, что есть еще другие,
Что я там был и мне пора домой...

Ты это горе знаешь понаслышке,
А нам оно оборвало сердца.
Кто раз увидел этого мальчишку,
Домой прийти не сможет до конца.

Я должен видеть теми же глазами,
Которыми я плакал там, в пыли,
Как тот мальчишка возвратится с нами
И поцелует горсть своей земли.

За все, чем мы с тобою дорожили,
Призвал нас к бою воинский закон.
Теперь мой дом не там, где прежде жили,
А там, где отнят у мальчишки он.

СЛЕПЕЦ

На виды видевшей гармони,
Перебирая хриплый строй,
Слепец играл в чужом вагоне
"Вдоль по дороге столбовой".

Ослепнувший под Молодечно
Еще на той, на той войне,
Из лазарета он, увечный,
Пошел, зажмурясь, по стране.

Сама Россия положила
Гармонь с ним рядом в забытьи
И во владенье подарила
Дороги длинные свои.

Он шел, к увечью привыкая,
Струились слезы по лицу.
Вилась дорога столбовая,
Навеки данная слепцу.

Все люди русские хранили
Его, чтоб был он невредим,
Его крестьяне подвозили,
И бабы плакали над ним.

Проводники вагонов жестких
Через Сибирь его везли.
От слез засохшие полоски
Вдоль черных щек его легли.

Он слеп, кому какое дело
До горестей его чужих?
Но вот гармонь его запела,
И кто-то первый вдруг затих.

И сразу на сердца людские
Печаль, сводящая с ума,
Легла, как будто вдруг Россия
Взяла их за руки сама.

И повела под эти звуки
Туда, где пепел и зола,
Где женщины ломают руки
И кто-то бьет в колокола.

По деревням и пепелищам,
Среди нагнувшихся теней.
"Чего вы ищете?" - "Мы ищем
Своих детей, своих детей..."

По бедным, вымершим равнинам,
По желтым волчьим огонькам,
По дымным заревам, по длинным
Степным бесснежным пустырям,

Где со штыком в груди открытой
Во чистом поле, у ракит,
Рукой родною не обмытый,
Сын русской матери лежит.

Где, если будет месть на свете,
Нам по пути то там, то тут
Непохороненные дети
Гвоздикой красной прорастут,

Где ничего не напророчишь
Черней того, что было там...
. . . . . . . . . . . . . . . .
"Стой, гармонист! Чего ты хочешь?
Зачем ты ходишь по пятам?

Свое израненное тело
Уже я нес в огонь атак.
Тебе Россия петь велела?
Я ей не изменю и так.

Скажи ей про меня: не станет
Солдат напрасно отдыхать,
Как только раны чуть затянет,
Пойдет солдат на бой опять.

Скажи ей: не ища покоя,
Пройдет солдат свой крестный путь.
Ну, и сыграй еще такое,
Чтоб мог я сердцем отдохнуть..."
. . . . . . . . . . . . . . .

Слепец лады перебирает,
Он снова только стар и слеп.
И раненый слезу стирает
И режет пополам свой хлеб.

КАК ВЫ УЧИЛИ

Нет слов таких, чтоб ими передать
Всю нестерпимость боли и печали,
Нет слов таких, чтоб ими рассказать
Как мы скорбим по Вас, товарищ Сталин!

Скорбит народ, что Вы ушли от нас,
Скорбит сама земля от горя вся седая,
И все ж мы встретим этот тяжкий час,
Как Вы учили, - рук не покладая.

Что б нам ни выпало - в трудах или в боях -
По-сталински - делами, не словами,
Друзьям на гордость и врагам на страх
Докажем, как воспитаны мы Вами!

Лишь крепче на борьбу соединясь,
Работать будем, не щадя усилий
И ничего на свете не боясь,
Как Ленин нас учил, - как Вы учили.

Ни перед чем не склоним головы,
Недаром Вы к победе нас водили.
Бесстрашны будем, - как учили Вы,
Спокойны и тверды, - как Вы учили.

И наш железный Сталинский Цека,
Которому народ Вы поручили,
К победе Коммунизма на века
Нас поведет вперед, - как Вы учили!

Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди,
Жди, когда наводят грусть
Желтые дожди,
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.
Жди, когда из дальних мест
Писем не придет,
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждет.

Жди меня, и я вернусь,
Не желай добра
Всем, кто знает наизусть,
Что забыть пора.
Пусть поверят сын и мать
В то, что нет меня,
Пусть друзья устанут ждать,
Сядут у огня,
Выпьют горькое вино
На помин души…
Жди. И с ними заодно
Выпить не спеши.

Жди меня, и я вернусь,
Всем смертям назло.
Кто не ждал меня, тот пусть
Скажет: — Повезло.
Не понять, не ждавшим им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой,-
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.

Анализ стихотворения «Жди меня, и я вернусь» Симонова

К. Симонов увидел войну своими глазами в качестве военного корреспондента еще в 1939 г. на Халхин-Голе. Вскоре после этого он отправляется на фронт Финской кампании. Поэт и писатель получил трагический опыт жесткой военной реальности. После нападения Германии он ждал демобилизации и летом 1941 г. написал стихотворение «Жди меня, и я вернусь».

Произведение обращено к реальному человеку – возлюбленной Симонова В. Серовой. Женщина была вдовой и поначалу решительно отвергала ухаживания писателя. Разразившаяся война изменила ее отношение. Многократно возросла ценность жизни и случайность смерти.

Симонов поначалу скрывал свои отношения с Серовой и не хотел печатать стихотворение, считая его глубоко интимным. Лишь в декабре 1941 г. по настоянию коллег он разрешил опубликовать свое произведение.

Константин Симонов по праву считался одним из лучших советских писателей, творивших в годы самой страшной войны. Его произведения несут в себе горькую правду о жестокости и смерти. При этом писатель никогда не забывал о внутреннем мире человека, о том, как он меняется в условиях военного времени.

«Жди меня, и я вернусь» — очень трогательное стихотворение, обладающие огромной силой воздействия на человеческую душу. Для многих бойцов Красной армии оно стало настоящим гимном, торжественной клятвой близкому человеку. Миллионы людей расставались друг с другом. Уже первые дни войны показали, что для многих прощание было последним. Человек не был уверен, будет ли он жив через неделю, день, час. Официальная идеология отвергала веру в Бога, поэтому единственной надеждой и верой оставалось воспоминание о тех, кто ждет в тылу.

Автор обращается к любимой женщине с горячей мольбой о том, чтобы она ждала его несмотря ни на что. Очень жестко звучат слова: «пусть поверят сын и мать, в то, что нет меня». Симонов готов простить друзей, которые устанут его ждать. Но надежда любимой не должна исчезать. Это священный талисман, который охраняет жизнь человека и дает ему избавление от всех опасностей.

Стихотворение написано обычным разговорным языком в виде монолога лирического героя. Особую душевность и выразительность ему придает рефрен «жди меня». В какой-то степени произведение может считаться молитвой по своей эмоциональной окраске.

Известно множество случаев самоубийств людей, узнавших об измене любимых женщин в тылу. Это показывает, насколько важна для человека была вера в то, что их кто-то ждет. Стихотворение Симонова олицетворяет собой основную надежду советского воина, позволяющую ему не терять оптимизма и способности любить.

Наверное, нет человека в нашей стране, никогда не слышавшего стихотворения Константина Симонова «Жди меня». Это стихотворение помогало выжить и вернуться домой тысячам, миллионам людей, ушедшим на фронт в Великую отечественную войну, поэтому значение его трудно переоценить. И даже сейчас, спустя почти 70 лет, «Жди меня» по-прежнему не теряет своей прелести, чистоты и возвышенности. Сам поэт тоже был на фронте – и именно между поездками туда создал это стихотворение, посвятив его своей любимой женщине – актрисе Валентине Серовой.

Как же произошло знакомство Симонова и Серовой?

Константин и Валентина познакомились в Театре имени Ленинского комсомола, где Серова играла в спектакле «Зыковы», идя по стопам своей матери Клавдии Михайловны Половиковой – провинциальной актрисы. Незадолго до этого Серова овдовела – погиб ее второй муж Анатолий Серов, от которого она и «унаследовала» фамилию, по которой мы сейчас ее знаем. Но это не остановило влюбленного 24-летнего начинающего драматурга Симонова, сидевшего в первом ряду и весь спектакль неотрывно следившего за игрой Валентины. Это был красивый, статный, темноволосый мужчина с темными усиками со слегка восточным типом лица. Серова позже вспоминала, что в тот вечер, каждый раз выходя на сцену, она чувствовала на себе его пристальный страстный взгляд. Даже в антракте он не сдвинулся с места, и Серова это видела из-за кулис. А после спектакля к ней в гримерку был доставлен огромный букет цветов с запиской, в которой незнакомец предлагал ей встретиться, когда она сама пожелает.

Начало большой любви

Валентина Серова уступила Константину Симонову, сделав так, как хотел он, но не она. В их паре всегда он любил, а она позволяла себя любить, он целовал, а она подставляла щеку. Серова была ветрена, даже местами распутна, в ней не было и доли дипломатичности или сдержанности. За ней тянулся длинный хвост сплетен и слухов, в частности, о ее романе с маршалом Рокоссовским, якобы предоставлявшим ему личный самолет для полетов к нему на свидания. Вероятно, все эти слухи не были беспочвенными. Но это не мешало Симонову ее любить, а наоборот, подстегивало его. Их отношения очень хорошо описывает цитата современника Симонова Дмитрия Кедрина: «Она ничего от меня не желала, но самой желанной была…».

Серова действительно ничего не требовала от Константина Симонова: у нее были деньги, положение в обществе, замуж она не хотела. Поэт же, наоборот, хотел отдать ей всё: деньги, положение, свою свободу, он готов был терпеть все ее капризы, причуды, измены - лишь бы быть с ней. В Серовой как будто жили две разных сущности: тело, которым она распоряжалась с легкостью, и душа, завоевать которую Симонову так и не удалось. И, судя по стихам, посвященным ей, он прекрасно это видел:

Ты говорила мне «люблю»,

Но это по ночам, сквозь зубы.

А утром горькое «терплю»

Едва удерживали губы.

Валентина была музой Симонова, стихи, посвященные Серовой, он сложил в цикл любовной лирики «С тобой и без тебя», который был издан в 1942г. и принес ему известность. Очень показательно характеризует отношения Серовой и Симонова четверостишие из этого цикла:

Мне хочется назвать тебя женой

За то, что милых так не называют,

За то, что все наоборот с тобой

У нас, моя беспутная, бывает.

Летом 1943 года брак Серовой и Симонова всё же состоялся. Они стали жить вместе, вели светскую жизнь, в их доме постоянно были гости, застолья и веселье. После войны Симонов быстро взлетает по карьерной лестнице, становится главным редактором журнала «Новый мир», секретарем правления Союза писателей, лауреатом Сталинской премии, депутатом Верховного Совета СССР. Теперь он пишет, в основном, заказные произведения, так не похожие на цикл «С тобой и без тебя». По долгу службы Симонов – частый гость за рубежом, его жизнь насыщена встречами с мировыми знаменитостями. Показателен случай 1946 года, когда Константин полете в Париж вместе с женой, чтобы вернуть на Родину Ивана Бунина. Это был не рядовой случай, потому что Серова обычно не летала с мужем. Но в этой поездке она, не изменяя себе, очаровала Бунина – и спасла его. Шепнув на ухо, чтобы он не смел возвращаться, потому что в СССР его ждет гибель! Иван Бунин остается во Франции…

Валентина Серова тоже развивалась и росла: играла в театре, снялась в фильме «Сердца четырех», получает звание заслуженной артистки и Сталинскую премию. 11 мая 1950 года, в день свадьбы и гибели Анатолия Серова, рождается дочь Серовой и Симонова Маша.

Но постепенно Валентина начинает попросту спиваться – в одинокие вечера без мужа, который вечно был в разъездах, он выпивала одну бутылку дорогого заграничного алкоголя за другой. В связи с этим не заставило себя ждать раннее старение. Когда Серова после рождения дочери начала играть в Малом театре, публика тоже это заметила. От былой красоты постепенно не оставалось ничего.
Муж первое время старался помочь Серовой – но это было бесполезно. Но видел увядание жены, и постепенно понял, что вместо былой красавицы, от которой мужчины сходили с ума, перед ним просто опустившаяся алкоголичка. В 1957 году они развелись, и Константин ушел к вдове своего фронтового друга. Прямо перед смертью Симонов изъял из своих сочинений все посвящения Серовой (оставив только перед стихотворением «Жди меня» буквы В. С.). Будучи в больнице, он попросил дочь принести ему огромное количество писем, написанных им бывшей жене, после чего уничтожил их все со словами: «Не хочу, чтобы после моей смерти чужие руки копались в этом… Прости меня, девочка, но то, что было у меня с твоей матерью, было самым большим счастьем в моей жизни… и самым большим горем…»

Серова всеми силами стремилась подняться, восстановиться в театре - но не смогла. Публика потешалась над ней, дочь не принимала пьющую мать, вернувшийся из колонии сын от первого брака Анатолий был неуправляемым, пил и хулиганил. Далее для Серовой начинается полнейший кошмар:

1966г. - смерть отца Валентины, который был единственным, что ее как-то приводило в себя и удерживало от роковых шагов. Серова уходит в запой.

1968г. – смерть Рокоссовского. Серова снова в запое.

1975г. – смерть 35-летнего сына Анатолия, который незадолго до смерти матери пробовал наладить с ней отношения. Но на порог квартиры его не пустил очередной собутыльник Валентины. На похороны сына Серова не пришла, зато опять ушла в запой.

В 1975 г. она умерла, причем это события даже не удостоилось первых полос газет. Только в одной газете – «Вечерняя Москва» - было опубликовано буквально пара строчек об этом. Симонов не пришел на похороны бывшей жены, но попросил положить на ее могилу 58 розовых роз.

Жди меня…

Когда-то у Симонова спросили, какова история создания этого знаменитого стихотворения? Ответ на это был следующим: «У стихотворения "Жди меня" нет никакой особой истории. Просто я уехал на войну, а женщина, которую я любил, была на Урале, в тылу, и я ей написал письмо в стихах. Потом это письмо было напечатано в газете и стало стихотворением».

Серова, вдохновившая Симонова на, наверное, самое известное его стихотворение, сама ждать не умела…Поэтому Константин нарисовал для себя то, чего у него не было в реальности, но о чем он мечтал и тосковал. Как он сам говорил, «желтые дожди» в стихотворении – это выражение его тоски.

Создано это стихотворение было в период между 7 и 15 июля 1941г. – после первой поездки на Западный фронт и готовясь к новой – от редакции «Красной Звезды». Он находился на даче у Льва Кассиля и целыми летними днями, под пение птиц, писал стихи. Сам поэт говорит об этих днях так: «Кругом были высокие сосны, много земляники, зеленая трава. Был жаркий летний день. И тишина. ... На несколько часов даже захотелось забыть, что на свете есть война. ... наверно, в тот день больше, чем в другие, я думал не столько о войне, сколько о своей собственной судьбе на ней. ... И вообще война, когда писались эти стихи, уже предчувствовалась долгой. «...Жди, когда снега метут...» в тот жаркий июльский день было написано не для рифмы. Рифма, наверно, нашлась бы и другая...»

Изначально «Жди меня» писалось вообще не для печати – это было, скорее, личная исповедь, личное заклинание для себя. Впервые оно было прочитано десяти людям сразу уже на фронте, в Северной армии, поздней осенью. И стихи эти были как лекарство от тоски по женам и любимым девушкам, оставленным дома или в эвакуации. И только позже «Жди меня» уже было опубликовано.

Миллионы солдат выживали, благодаря этому стихотворению – и Симонов не исключение. Впоследствии поэт скажет: «Писем писать не люблю. В результате этого в короткие свободные минуты на разных фронтах я написал книгу лирических стихов, которые являются не чем иным, как сборником не отправленных писем к любимой мною женщине. Это было моей внутренней потребностью… Но вскоре выяснилось, что люди на фронте очень хотели слышать стихи, и именно стихи о любви».

Жди меня, и я вернусь.

Только очень жди,

Жди, когда наводят грусть

Желтые дожди,

Жди, когда снега метут,

Жди, когда жара,

Жди, когда других не ждут,

Позабыв вчера.

Жди, когда из дальних мест

Писем не придет,

Жди, когда уж надоест

Всем, кто вместе ждет.

Жди меня, и я вернусь,

Не желай добра

Всем, кто знает наизусть,

Что забыть пора.

Пусть поверят сын и мать

В то, что нет меня,

Пусть друзья устанут ждать,

Сядут у огня,

Выпьют горькое вино

На помин души...

Жди. И с ними заодно

Выпить не спеши.

Жди меня, и я вернусь,

Всем смертям назло.

Кто не ждал меня, тот пусть

Скажет: - Повезло.

Не понять, не ждавшим им,

Как среди огня

Ожиданием своим

Ты спасла меня.

Как я выжил, будем знать

Только мы с тобой,-

Просто ты умела ждать,

Как никто другой.

Фильм "Жи меня"

Главная » Литературный Клуб » Ты жди меня немногим больше трех часов. Анализ стихотворения Жди меня, и я вернусь — Симонов