Тропикал доктор. Будни настоящего человека

С какими именно растениями ассоциируется у вас Амазония? Конечно, ответы могут быть разными, но большинство из вас несомненно назовут гигантскую кувшинку викторию регия. С детства нам знакомы изображения ее гигантских листьев. Много лет назад отец водил меня, 8-летнего мальчика, в Никитский ботанический сад подивиться на это чудо природы. Теперь, когда я стал старше тогдашнего своего отца, я наблюдаю королеву Амазонии воочию, но первое знакомство в детстве останется самым ярким...

Лесное озерцо, затерянное в сельве в 80 км вниз по Амазонке от Икитоса, Перу. На заднем плане непролазная стена образована ароидным растением Montricardia arborescens.

У Игоря Северянина есть даже лирическое стихотворение на эту тему:
Редко, редко в цвету...
До и после нее жизнь — элегия
И надежда в мечту.
Ты придешь — изнываю от неги я,
Трепещу на лету.
Наша встреча — Виктория Регия:
Редко, редко в цвету...

Чтобы увидеть это удивительное растение, мне пришлось продираться через непролазную чащобу к маленькому лесному озерцу. Это озерцо формируется каждый год, когда заканчивается разлив Амазонки и могучая река возвращается в свое русло. Тогда по всей Амазонии остаются тысячи таких вот затерянных озерышек. Во время наводнений, кстати, и происходит распространение семян. Подойти к берегу такого озерца непросто, ибо и берега как такового нет. За метров 10 до водной глади берег представляет собой довольно зыбкий субстрат, поросший различными травами, местами стоящими сплошной высокой стеной.

На такой фикус можно влезть и поснимать озерную жизнь:)

Эти и другие фотки виктории в разном разрешении можно посмотреть Жмите там на All sizes (значок с лупой).

Почему в Гватемале хорошего пациента нужно наградить банкой, а в Африке белых докторов называют мертвецами

«Руки тут тебе протягивают все: пациенты, продавцы в деревенских лавках, просто люди на улице. Но правило тропического доктора № 2 гласит: сперва посмотри на руки, а потом пожимай. Хорошо, что у нас бензилбензоата столько, что хоть полы мой. Но приятного мало, чесотка — она такая...» Это выдержки из блога молодого врача Виктории Валиковой. Уже семь месяцев девушка трудится в небольшой сельской клинике в Гватемале.

Фото из личного архива. Ярослав Свиридов во время командировки в Конго.

«Воскресный променад. За мной бежит толпа детишек, настроенных весьма агрессивно. Причина в том, что я белый. Норовят бросить в меня камнем или пнуть...» А это уже воспоминания ростовского хирурга Ярослава Свиридова о его командировке в Африку.

Для этих наших соотечественников в белых халатах рабочий день может начаться с вызова к беременной, одержимой злыми духами, а закончиться спасением умирающего от истощения ребенка. Или, что чаще, — его смертью. Что заставляет наших медиков ехать на край света? Как врачам-иностранцам не стать заложниками? И почему, чтобы уйти из гуманитарных миссий, некоторым приходится обращаться к психологам? Обо всех нюансах работы в странах третьего мира доктора рассказали «МК».

Фото из личного архива. «Воскресный променад. За мной бежит толпа детишек, настроенных весьма агрессивно. Причина в том, что я белый. Норовят бросить в меня камнем или пнуть...»

Из блога Виктории Валиковой (ее ник в ЖЖ — tropical_doc):

«Гватемала — это вам не Россия, пациенты здесь с дождем не прекращаются, а начинаются. Потому что на полях не особо хорошо, а в больнице тепло, сухо и витаминки дают...»

Виктории — 25. Самое время строить карьеру или семью. Но вместо этого с утра до ночи она лечит потомков майя, проливающих кровь на строительстве гидроэлектростанции, ездит на «роды на четвертом месяце беременности», которые оказались гастритом, или пытается втолковать местным дамам, что противозачаточные таблетки нужно принимать регулярно и по одной таблетке, а не всю упаковку зараз.

Поселок Похом, в котором трудится Виктория, затерялся в горах где-то на границе с Мексикой. Здесь нет телефона, нет горячей воды, электричество в клинике хоть формально и есть, проще сказать, что его нет. А пациентов достаточно много. Порядка 20 тысяч человек из двадцати окрестных деревень. И к каждому нужно найти подход.

Фото из личного архива. По признанию Виктории Валиковой (на фото слева) самыми сложными для нее были три дня, за которые они с ассистенткой приняли девять родов с осложнениями.

Из блога Виктории:

«Первое правило консультации — никогда не давать таблеток в упаковке. Все пилюли должны вытаскиваться и перекладываться в пластиковый пакет. Причина проста: даже еле живой дядька с десятидневной кровавой диареей твои таблетки в новенькой упаковке попытается продать. Такой уж менталитет: лучше подохнут, но бабла наварят...

Второе правило консультации — никому нельзя верить. Тут у нас и ложнобеременные за витаминками приходят, и ложнонелактирующие — за молочной смесью. Иногда так отменно придумают, что хочется им эту смесь дурацкую отдать. Даже ребенка чужого принесут.

Третье правило — хорошему пациенту надо дать стеклянную банку. Они этим банкам очень радуются — ведь в них можно что-нибудь засунуть, и туда муравьи не залезут. А можно еще туда что-нибудь засунуть и потом это что-нибудь на рынке продать. А еще можно просто банку на рынке продать...»

Ее рабочий день начинается с обхода лежачих пациентов — а это полтора часа по дороге, вымощенной коровьими лепешками и скользкими валунами. Для самых экстренных случаев есть местная «карета скорой помощи» — жеребец по кличке Зорро, которого «муйбонитадоктора» (что-то типа «очень красивая докторша») в виде исключения разрешили поставить на постой в тюрьму для животных.

«...Это загончик, куда отправляют четвероногих, которые пасутся не на том месте или съели что чужое. Нужно заплатить 50 кецалей (5 баксов), чтобы животину оттуда вызволить».

Персонал в клинике трудится почти бесплатно.

— В моем контракте написано «волонториат с компенсацией средств на продукты питания». Нам выделяют немного денег, которых в принципе хватает. Если не покупать каждый день мясо.

Зачем ей, молодой девушке, все это нужно?

«Придет его отец и нас зарежет...»

Ответа на мое письмо пришлось ждать больше трех недель. Как оказалось, в поселке, где располагается клиника, начались боевые действия.

— У нас в области строят гидроэлектростанцию. Есть две группы — «за» и «против» строительства, которые со стойкой периодичностью друг с другом конфликтуют. Сейчас как раз обострение. Почти каждую ночь взрывают самодельные бомбы на главной улице, как раз там, где стоит наша клиника.

— Зачем мне все это нужно? Я очень люблю людей. Это первое и, пожалуй, единственное, что движет мной. Ну и вера в добро...

В Уфе Вика окончила университет и интернатуру по специальности «инфекционные болезни», год проработала в приемном покое местной «инфекционки». А потом все бросила и отправилась набираться опыта в больницы Таиланда, Камбоджи, Индонезии. Там-то девушка и осознала: она мечтает спасать людей в странах третьего мира. Потом было обучение в Институте тропической медицины в Бельгии, на сайт которого девушка зашла совершенно случайно.

— И так же неожиданно я наткнулась на маленькую негосударственную организацию, которая искала врача в Гватемалу. На собеседовании мне объяснили, что условия там, мягко говоря, не сахар. Но то, что делали эти ребята, меня настолько поразило, что я решила во что бы то ни стало получить это место. И вот я здесь...

Ее обычный рабочий день — это 10 «диарей», 10 ОРВИ, одна-две травмы. Ну и, конечно, роды.

«...В Похоме женщины верят, что количество изгибов на пуповине равняется количеству детей, богом им предписанных. Некоторые местные повитухи грешат тем, что говорят цифру вслух, и женщины, веря, что больше детей у них не будет, прекращают предохраняться. И, конечно, залетают. Потому что это Гватемала. Здесь говорят: «Забеременела от кукурузного початка...»

Девушка признает: к ним обращаются только в самых серьезных случаях, когда местные целители оказываются бессильны.

— Вообще-то у нас здесь официальной медицине доверяют. Но есть один очень важный нюанс — традиции. Столкнувшись с ними, мы порой оказываемся бессильны.

Наверное, самая душераздирающая иллюстрация противоборства традиций и здравого смысла — история местного папаши, который готов был угробить свою дочь, только бы не нарушать обычаев. Девочку в клинику привезли с абсцессами, но местные волонтеры напрочь отказались их вскрывать.

Из блога Виктории:

«...Если мы этого ребенка разрежем, то отец придет и нас зарежет. А у нас семья, дети…» — говорит мне Карлос (промоутер, то есть помощник из местных. — «МК»). По поверью, если ребенка тронет ножом кто-то не из семьи, ему надо отомстить, кровь за кровь. «А если кто-то из членов семьи?» — интересуюсь я у отца. «А, ну это можно! — улыбается он. «Карлос, готовь ребенка, а у меня будет сейчас краткий курс «хирургия за 3 минуты». Беру отца в операционную, объясняю: «Резать будете строго по линиям. Глубина — полсантиметра (…) Все прошло хорошо. Правило №4 тропического врача гласит: выход есть всегда. Правда, обычно он идиотский...»

Жизнь и смерть по закону джунглей

О своей работе Виктория пишет с юмором. Единственный пост, который сложно читать без слез, озаглавлен «Наша первая смерть». В клинику тогда принесли девочку с подозрением на кишечную инфекцию. В свои три с половиной года весила она меньше восьми килограммов.

Из блога Виктории:

«...Осматривая ее, я боялась пальпировать глубоко — усыпанная гематомами, она стонала при каждом вдохе. Задние поверхности бедер были покрыты огрубевшей шелушащейся чешуей — типичная картина «квашиокровой кожи». Такое наблюдается у длительно голодающих детей. «Стан (медбрат из соседней клиники. — «МК»), это не инфекция. Они ее не кормят».

Но первая трудность, с которой столкнулись врачи — даже не выходить девочку, а уговорить ее родителей оставить ребенка в клинике. «У нас нет денег. Дайте что-нибудь от живота, и мы пойдем». После долгих уговоров родители согласились отсрочить свой отъезд. Но только на одну ночь.

«Утром она впервые заплакала в голос и сама, не захлебываясь, проглотила молочно-масляную смесь. Через час, несмотря на громкие протесты Стана, родители забрали ребенка домой. Потому что «мы сами ее будем поить, ей лучше дома, а у нас еще семеро детей, нам работать надо». Еулалия умерла через восемь часов после того, как ее забрали из клиники...»

Человеку, который ни разу не бывал в Гватемале или других странах третьего мира, сложно объяснить, как такое возможно.

— Обычно истощенные дети — это ребятишки с каким-то другим хроническим заболеванием, умственной отсталостью или, например, астмой. Здесь действует закон джунглей: кто успел, тот и съел. На улице часто можно увидеть картину: мамашка достает связку бананов, и дети гурьбой набрасываются на лакомство. Кто сильнее, тот и съедает больше. Больным детям не достается. Смерть ребенка здесь почти норма.

И даже такие отчаянные врачи, как Виктория, ничего с этим поделать не могут.

Из блога Виктории:

«...У нас в саду растут банановые деревья, вокруг клиники летают колибри, которые пьют нектар с наших клумб...» Но у этой идиллии есть и обратная сторона. «Вчера помылась шампунем для собак, ибо я уже замучилась думать о том, что подцеплю в следующий раз. Растворы от блох и чесотки стоят у меня на туалетном столике, там, где у моих бывших одноклассниц стоят шанелиномерпять...»

Впрочем, Виктория уверяет: в бытовом плане ее почти все устраивает.

— Недавно читатели из России прислали нам тушенку и гречку. Это то, чего мне здесь не хватало.

Доктор — мертвец

«...Раздача еды рядом с нашим госпиталем. Апофеоз безалаберности и гуманитарного чистоплюйства. Организация платит несметные деньги за логистику и доставку. А местные, получив заветную пайку, тут же поголовно бегут и продают ее на рынке...»

Фото из личного архива. Раздача еды около госпиталя.

Это выдержки из записей хирурга из Ростова-на-Дону Ярослава Свиридова о его командировке в Африку. Несколько лет он проработал в ростовской больнице при колонии, пробовал найти себя в фармбизнесе. А потом присоединился к «Врачам без границ» (сокр. MSF — от французского Médecins sans frontières). Сейчас за плечами у Ярослава четыре миссии: в Демократическую Республику Конго, Южный Судан, на Гаити и в Пакистан.

Когда мы разговаривали, Ярослав как раз ехал в свою пятую миссию — опять в Южный Судан.

— Зачем мне все это нужно? Думаю, это своеобразный драйв. Деньги меня во «Врачах» не интересуют — главное, чтобы хватало на удовлетворение элементарных потребностей.

— Но все же если сравнить зарплату в MSF с той, которую медики получают у нас в стране…

— Для начала следует объяснить, что твоя квалификация и выслуга на родине в MSF никого не интересует. У врача высшей категории и юнца, только что окончившего университет, зарплата будет одинаковой. Дальше она меняется в зависимости от стажа в организации. Год в полях — и зарплата существенно увеличивается. К примеру, моя первая зарплата была 1100 евро на счет в банке и 600 долларов командировочных. Для оперирующего хирурга это небольшие деньги даже в России. Но и их ты будешь получать только полгода, пока идет миссия. Остальное время тратишь накопленное.

Как объясняет Ярослав, в MSF время нахождения в миссии для узких специалистов — хирургов, анестезиологов — ограничивается пятью месяцами. Связано это с высокой нагрузкой.

— Мы работаем день и ночь, поэтому даже к концу четвертого месяца жутко устаем.

Из записей Ярослава:

«...Традиционное средство передвижения местных жителей — автобус, облепленный людьми, будто улей пчелами. Когда эта адская машина переворачивается, получается эдакий мясо-костный фарш. Однажды такое случилось в мою смену. Три дня потом разгребали...»

Но чаще всего хирургам во «Врачах» приходится иметь дело с гнойниками, переломами и огнестрельными ранениями в зоне боевых конфликтов.

Фото из личного архива. «Музунгу» Ярослав Свиридов во время командировки в Конго. На суахили это слово означает не только белый, но и мертвец.

Порой они очень агрессивно настроены по отношению к белым, - объясняет Ярослав. - У местных ребятишек есть даже такой аттракцион: подбежать к доктору и отвесить ему пинка. А еще могут камнем кинуть. Само слово «музунгу» на традиционном суахили имеет не только значение «белый», но еще и ругательное — «мертвец», то есть человек, который в связи с приближающейся смертью бледнеет. Согласитесь, неприятно, когда тебя так называют по сто раз на дню. Ребята из ООН даже сделали себе футболки с надписью: «Я не музунгу, у меня есть имя!»

20 тысяч долларов в мелких купюрах

Из записей Ярослава:

«...Миссия в Южный Судан была, пожалуй, самой тяжелой в плане климата и быта. Пять недель борьбы за выживание. Теперь мне кажется, что это была целая вечность...»

— Начнем с того, что с собой в ту поездку нам дали порядка 60-70 тысяч долларов. Деньги нужно было доставить в лагерь. Как нас никто не пристрелил тогда, уж не знаю. Кстати, такой способ перевоза наличности для «Врачей» в порядке вещей. В первую свою миссию я вез 20 тысяч долларов в мелких купюрах через зону военного конфликта.

Зачем в лагерь понадобилось доставлять столь существенную сумму — загадка. Ведь там, куда направлялся Ярослав, потратить деньги было особо негде.

— В аэропорту нас встретил координатор со словами: «Парни, сходите в кафешку — наешьтесь от пуза. Дальше вы такой еды не найдете». Лагерь был разбит на территории южносуданской деревеньки. Неделю пришлось пожить в местной хижине, называемой тукола, — мазанке, построенной из грязи и соломы. Изнутри крыша домика подшита пластиком, под которым жили стада насекомых.

Фото из личного архива. На заднем плане тукола - традиционное жилище южносуданцев. Неделю волонтерам пришлось жить в такой, пока они обустраивали лагерь.

Из записей Ярослава:

«...Коровы здесь повсюду. Это местная валюта, вернее, это даже больше, чем деньги. Жизнь человека ничего не стоит, а жизнь коровы стоит много. За них убивают, ради них совершают налеты, мужчина не может жениться, если у него нет достаточного количества коров. И упаси Господи сбить корову на дороге...»

— А как вообще в Африке относятся к официальной медицине? Есть мнение, что местные предпочитают лечиться у колдунов.

— Это зависит от региона. В Конго к нам бежали с каждым прыщиком, в Судане же действительно предпочитали местных целителей. У меня на страничке есть фото мальчика, которого шаманы чуть ли не до смерти залечили. Делали какие-то прижигания, шрамирование и занесли инфекцию. В госпиталь парня принесли, только когда начался сепсис.

— Бывали случаи, когда родственники не разрешали проводить какие-либо операции, ссылаясь на традиции?

— О да, особенно часто такое происходило в Пакистане, где женщину вообще нельзя оперировать без разрешения родственников-мужчин. Иногда женщины умирали на наших глазах — мужчины не успевали доехать в клинику.

— В Интернете то и дело пишут о похищениях представителей международных гуманитарных миссий. Вас как-то защищают?

— В классическом понимании никак. Представителям миссии запрещено иметь при себе оружие или нанимать вооруженную охрану. На самом же деле во «Врачах» уделяют много внимания безопасности своих сотрудников. Гарантией нашей неприкосновенности является полный нейтралитет MSF — как по отношению к правительственной стороне, так и к повстанцам. Но иногда волонтеров все же берут в плен — ради выкупа.

— И как после похищения развиваются события?

— Перед каждой миссией сотрудники заполняют анкету с 60 вопросами. Она называется «доказательство жизни». Все свои ответы волонтер запоминает. В случае похищения по этим ответам становится понятно, жив ли человек. Потом в дело вступают переговорщики.

Из записей Ярослава:

«...80% волонтеров после первой миссии уходят из организации, 15% же становятся MSF-зависимыми. Им для избавления от «пагубной привычки» под названием «Врачи без границ» приходится обращаться к психологу... Думаю, не погрешу против истины, если сравню некоторых мсфовцев с адептами тоталитарной секты. У некоторых волонтеров на фоне увиденного и пережитого «срывает крышу». Они снова и снова едут в миссии, жертвуя своей нормальной жизнью, здоровьем. Эдакие «гуманитарные маньяки»...»

— У меня среди знакомых таких нет, но о подобных случаях я знаю, — поясняет хирург. — Одни подсаживаются на экстрим. Как спортсмены-экстремалы, они бегают из миссии в миссию, пытаясь получить такие же ощущения. А другие, увидев голод, крайнюю нищету, просто не могут с этим смириться...

О переезде в Гватемалу

В Центральной Америке я оказалась в 2014 году. Я заканчивала специализацию по тропической медицине в Бельгии и получила предложение поработать волонтером в их клинике в Гватемале. Мне всегда нравилось путешествовать, я даже хотела поехать в Африку, поэтому согласилась. Я еще не знала, что это станет для меня поездкой длиною в жизнь.

Бельгийская клиника находится в очень бедном регионе Уэуэтенанго в абсолютной глуши: ни электричества, ни горячей воды, ни связи. Нас было двое - я и акушерка из Бельгии Инти, мы жили на втором этаже клиники и были единственными врачами на тысячи людей вокруг. В таких условиях приходилось непросто, но думать об этом было некогда: до четырех дня мы работали в клинике, после - по дому. Там я впервые начала лечить огнестрельные раны, укусы змей и скорпионов. Мне приходилось пробираться ночью через тропики, чтобы принять роды на дому.

Там я осознала, что, по сравнению с местными, мне очень повезло. У людей в России есть электричество, компьютер, мы умеем читать и писать. У миллионов людей в беднейших уголках Земли ничего этого нет. Они голодают, не имеют доступа к чистой питьевой воде, умирают от излечимых в остальном мире заболеваний; у них нет связи с цивилизацией и хоть какого-то медицинского обслуживания. Мне и раньше казалось это несправедливым, но в Гватемале я увидела это собственными глазами. Тогда я решила посвятить свою жизнь помощи бедным и нуждающимся.

О жизни в Гватемале и общественных нормах

В Гватемале очень чувствуется разница между городом и деревней, между богатыми и бедными. В городе люди занимаются торговлей и другими привычными для нас профессиями. Там есть дома из бетона и дерева, приличные районы. Гватемала-сити (столица Гватемалы. - Прим. ред. ) - и вовсе мегаполис, где есть небоскребы, благоустроенные зоны, рестораны, магазины, сетевые Starbucks и McDonaldʼs. Конечно, там тоже есть неблагополучные районы, но уровень жизни в столице все-таки приемлемый.

Я впервые начала лечить огнестрельные раны, укусы змей и скорпионов. Мне приходилось пробираться ночью через тропики, чтобы принять роды на дому

В деревнях ситуация иная. Дома здесь из адоба - это грязь, смешанная с еловыми иголками. Люди занимаются только земледелием. Еду готовят на открытом огне, используя дрова. Кроме того, здесь повсеместно есть проблемы с проточной водой и электричеством. Жители деревень едят тортильи - это кукурузные лепешки, а еще рис и бобы. Во многих регионах выращивают кукурузу, и для большинства это основной продукт питания. Овощи здесь дорогие, поэтому люди их не едят - из-за этого у них нехватка витаминов в организме. Также в стране ужасные дороги: 100 км можно преодолевать семь-восемь часов. Люди, которые не живут в городе, часто просто не могут добраться до больницы.

В Гватемале, как и во всей Центральной Америке, очень развит . В Гватемала-сити это чувствуется меньше, там женщины более европеизированные. Они учатся и работают, могут строить карьеру. Но мужчины все равно считают, что женщина должна сидеть дома и рожать детей.

В деревнях с правами женщин все очень плохо. У женщины нет возможности делать хоть что-то без ведома мужа. Многие из них не умеют читать и писать. Девушек выдают замуж с 12 лет, и они рожают огромное количество детей, так как понятия не имеют, что могут не быть постоянно беременными. А те, кто знает о предохранении, спрашивают у мужа, если хотят использовать контрацептивы. Аборты в Гватемале .

Я тоже сталкиваюсь с непониманием. Местные мужчины (даже в столице) удивляются, что мне 29, а у меня нет детей. Все пациенты меня уважают, но сначала никто не верил, что я врач. Да и сейчас, если в комнате есть мужчина, меня автоматически называют enfermera (в пер. с исп. «медсестра». - Прим. ред. ), но меня это не задевает. В основном мачизм распространяется на гватемальских женщин. Мужчины считают, что белую женщину нельзя строить, потому что «у белых все по-другому», а их женщины должны слушаться.

Девушек выдают замуж с 12 лет, и они рожают огромное количество детей, так как понятия не имеют, что могут не быть постоянно беременными

О создании клиники Health & Help и волонтерах

В России не было постоянно работающей организации, которая оказывала бы медицинскую помощь в странах третьего мира, - и я решила создать ее. Я вернулась в Уфу: идеей заинтересовалось много людей, но только один человек пошел до конца и стал сооснователем клиники. Это Карина Баширова, на тот момент ей было всего 17 лет. Карина не просто поверила в возможность открытия бесплатной клиники в Гватемале, но и взялась за огромное количество работы. Для меня она вундеркинд. В 2015 году мы с ней основали - организацию, которая помогает тем, кому не поможет никто. Наша главная цель - уменьшать боль и страдания беднейшего населения земли и оказывать медицинскую помощь в труднодоступных регионах планеты.

Площадку для строительства клиники мы искали долго. У нас был ряд критериев, которым должно было соответствовать место: удаленность от медицинских учреждений, государственная земля под гуманитарные проекты, значительная плотность населения вокруг, а главное, заинтересованность самой деревни в этом строительстве. Участие местных жителей в стройке было важным условием, но в двух подходящих местах мы столкнулись с особенностью менталитета гватемальцев - идти по пути наименьшего сопротивления. Люди говорили, что им проще ходить в больницу за 25–50 км, чем три месяца строить вместе с нами здание для клиники. В конце концов, мы нашли место в регионе Тотоникапан и построили клинику - одноэтажное здание в форме буквы О площадью 300 кв. м.

Когда мы только начинали, мы брали всех подряд, лишь бы кто-то работал, а теперь мы проводим тщательный отбор и собеседуем каждого. Нам необходимы люди и на месте, и для работы удаленно, но берем мы только тех, кто понимает, чем он реально может нам помочь. Врачи и медсестры должны быть с дипломом и опытом работы, они должны знать испанский на среднем уровне и английский на начальном, быть стрессоустойчивыми и иметь опыт проживания или путешествий в странах третьего мира. Очень важно, чтобы человек понимал, что на него ложится огромная ответственность за сотни жизней, что ему придется жить в достаточно аскетичных условиях: интернет здесь плохой, работать нужно шесть дней в неделю, а в свободное время всегда много дел по дому.

Люди говорили, что им проще ходить в больницу за 25–50 км, чем три месяца строить вместе с нами здание для клиники

Сейчас у нас живут и работают четверо ребят: Элин - врач из Бельгии, Женя - врач-хирург из России, Паскаль - медбрат из Гватемалы и Алекс - переводчик из Англии. Из-за строгого отбора к нам приезжают действительно уникальные ребята. Мы очень дружны между собой, нам интересно друг с другом общаться. С местными жителями мы тоже дружим, они часто приглашают нас на ужин в свои дома. С ними не поговоришь на какие-то высокие темы, но это очень открытые и добрые люди.

В последнее время к нам приезжают люди, которые специально готовились к этому: учили язык, заранее решили свои финансовые вопросы и приготовились работать без зарплаты. Мы предоставляем бесплатное жилье и питание, оплачиваем перелет, если кто-то едет на долгий срок. Поэтому если человек приехал целенаправленно работать волонтером, то у него есть все для жизни. Врачам, которые не знают язык, мы даем время на его изучение. У нас даже есть волонтер, который удаленно обучает их испанскому.

Как работает клиника

Мы работаем шесть дней в неделю с восьми утра и до четырех часов дня, если нет экстренных ситуаций, но они происходят постоянно. С шести утра к нам приходят люди, чтобы занять очередь. Некоторые приезжают издалека или преодолевают долгий путь пешком. Часть клиники занимает волонтерский дом, где живут все врачи, поэтому для людей мы открыты круглосуточно. У нас есть палата, в которой мы можем оставить человека на время лечения, покормить и оказать необходимую помощь. В день бывает от 20 до 40 пациентов, в основном это женщины и дети. Это связано с тем, что женщины в деревне всегда беременные, а дети постоянно болеют. Чаще всего мы сталкиваемся с пневмонией, гепатитом А, диабетом, простудами, астмой, укусами змей, пауков и скорпионов.

Мы боремся за то, чтобы у женщин была возможность получать качественные консультации по планированию семьи, потому что каждая женщина имеет право выбирать, сколько детей она хочет иметь и когда. В среднем местные жительницы рожают семь детей за свою жизнь, но по результатам опроса наших пациенток более 90 процентов не хотели бы иметь такое количество детей. Благодаря нашей программе контрацепции несколько сотен женщин начали пользоваться контрацептивами. И особенно я горжусь тем, что мы стали единственным в области центром по диагностике и лечению инсулинозависимого диабета. Только мы учим людей, как использовать инсулин и как жить с диабетом.

Мы увидели результат нашей деятельности в Гватемале и подумали о новом проекте. Правда, мы боялись брать на себя еще больше обязательств, пока однажды нам не предложили посмотреть деревеньки в Никарагуа. Люди там живут в домах из полиэтиленовых пакетов, у школы нет стен, малярия уносит сотни жизней. Невозможно забыть это и пройти мимо, поэтому мы решили помочь. - наш новый проект, над строительством и открытием больницы мы будем работать весь год.

Сейчас все намного проще, чем было в самом начале. Больше людей делают пожертвования медикаментами и деньгами, многие хотят стать волонтерами. Мы стали популярными во всем мире, потому что Health & Help - единственный российский проект, который постоянно работает в странах третьего мира. Нас находят через знакомых и бывших волонтеров, через социальные сети, ЖЖ и статьи в СМИ.

О деньгах

Деньги на строительство клиники в Гватемале мы собирали через российские и иностранные краудфандинговые платформы, то же самое мы делаем и с клиникой в Никарагуа. На содержание больницы в Гватемале у нас уходит примерно 2000–2500 долларов в месяц, еще мы закладываем 500 долларов на экстренные расходы. Из этой суммы 80% тратится на медикаменты и расходные материалы, остальные 20% - это коммунальные расходы, еда для волонтеров, бензин и ремонт машины. Продукты мы закупаем на рынке. У нас самое простое вегетарианское питание: едим рис и бобы, потому что это дешево, также мы стараемся есть овощи и приучаем к этому местных. Рассказываем им, что можно купить и как приготовить, чтобы было полезно и дешево.

Чтобы помыть ребенка, нужно пойти в лес, найти дрова, развести костер, набрать воды и согреть ее. Когда у тебя 5–10 детей, ты просто физически не успеваешь делать это

О личной жизни и планах на будущее

Гватемала очень изменила меня. Я начала намного терпимее относиться к людям, стала мудрее, перестала переживать по любым поводам. Жизнь в стране третьего мира приобрела для меня совсем другой вес. Теперь я понимаю, что не могу умереть, потому что несу ответственность за целую деревню и группу врачей. И я знаю, что Карина чувствует то же самое. Даже когда мы в отъезде, у нас нет выходных. Мы не перестаем писать и вести социальные сети, следить за контентом, общаться с журналистами и спонсорами. Потому что если мы хотя бы на день прекратим это делать, то лишимся денег, а следовательно, лекарств, и тогда кто-то может умереть.

Большинство людей думают, что меня целуют в ноги за мою деятельность, но это ошибочное предположение. Мы получаем из России сотни анонимных писем, комментариев и сообщений, наполненных гневом. И чем больше мы делаем, тем больше нас ругают. Я не сержусь и не обижаюсь на тех, кто пишет это. Единственное, что мы можем сделать, чтобы изменить ситуацию, - это отвечать на зло добром и любовью.

Чтобы менять мир, не нужно быть героем. Этим занимаются простые люди - те, кто делает немного больше, чем остальные. Если честно, я очень счастливый человек. Я вижу результат того, что делаю, и это приносит мне огромное удовлетворение. Каждый день я встаю и засыпаю с улыбкой на лице.

А еще я встретила здесь своего молодого человека. Эндрю американец, он работает волонтером в некоммерческой организации, которая занимается развитием местного бизнеса, помогает людям и обучает их. Первый год каждый волонтер в обязательном порядке занимается социальной работой. Эндрю отправили работать учителем в школе в нашей деревне - так мы и познакомились. Около года дружили, а потом влюбились друг в друга.

Сейчас важная цель для меня - строительство клиники в Никарагуа. Еще летом я выпускаю книгу с названием «Точка G» с моими юмористическими записками тропического врача. Там я пишу о первом годе волонтерства в бельгийской клинике, собираю байки из интернатуры и привожу романтические истории из жизни. Мы надеемся, что деньги с продажи книги помогут покрыть часть расходов на клинику в Никарагуа.

Если говорить о планах на личную жизнь, то мы с Эндрю мечтаем усыновить четырех детей с Гаити или из Африки и воспитать из них свободных и счастливых людей. Я думаю, что во мне слишком много любви, чтобы хранить ее только для себя.

Виктория Валикова – молодой врач-инфекционист, специалист по тропическим болезням из Уфы. Однажды она поехала путешествовать в Азию и увидела, как живут люди в бедных странах. Доктор Вика бросила всё и уехала работать волонтером туда, где умирают от кори и малярии, а потом совместно с Сергио Кастийо (врачом из Гватемалы) открыла некоммерческий проект Health&Help . За свою работу Виктория не получает зарплату – это принципиальная позиция, а жители Гватемалы лечатся в клинике Health&Help бесплатно. Мы поговорили с врачом, который спасает людей на краю света, о жизни, смерти и любви.

Виктория Валикова. Фото: tropical-doc.livejournal.com

Я интубировала ребенка и «дышала» в трубку три часа

– Как вам впервые удалось спасти человеку жизнь?

– Трудный вопрос. Если говорить о том, чтобы правильно поставить диагноз, то еще с института я часто спорила с преподавателями, отстаивая свою версию происходящего. А правильный диагноз – это, скорее всего, правильное лечение, а правильное лечение – спасенная жизнь.

Если же говорить про «спасение в моменте» – то на Гаити я впервые в одиночку «раскачивала» ребенка, который впал в кому после падения с лестницы. Интубировала и «дышала» его рот в трубку три часа – не было ни аппарата искусственного дыхания, ни даже мешка Амбу. Довезли до госпиталя и спасли. Я потом нормально говорить не могла несколько суток.

– Вы говорили, что за вашей спиной – “детское кладбище”. К смерти детей от банального поноса или от малярии, которая прекрасно лечится, можно привыкнуть? Как защитить себя от депрессии и выгорания?

– Нельзя. Я думаю, что, если я привыкну спокойно переносить страдания людей, человеческую боль или смерть, – нужно будет уйти из медицины. Я проживаю с каждым пациентом его ситуацию. Это трудно, но я не могу смотреть на это отвлеченно. Я думаю, что так правильно, хотя многие со мной и не согласны.

Думаю, депрессия – это для тех, кто ничего не делает или кто взял на себя больше, чем может потянуть. Мне иногда бывает очень тяжело как раз от того, что у нас огромное количество задач – мы с Кариной Башаровой (Карина Башарова – одна из основателей проекта Health&Help. – Прим. ред. ) ищем в команду «третьего» – кого-то, кто смог бы хоть немного нас разгрузить, но, как понимаете, не так просто найти человека, готового работать сутками бесплатно. Но мы не отчаиваемся.

А для выгорания я слишком люблю то, что делаю. Я обожаю свою работу. Она тяжелая и прекрасная.

– Как вы справляетесь с переживанием смерти пациентов?

– Тяжело. Я не люблю, когда люди умирают. Это грустно, а вдвойне грустно, когда ты не можешь человека спасти не из-за отсутствия знаний или умений, а из-за отсутствия ресурсов.

Я до сих пор не могу просто спокойно смотреть, как кому-то не оказывают помощь из-за того, что он не может заплатить. А это до сих пор существует в мире.

Поверьте, миллионы людей умирают, потому что они – бедные.

У нас в организации все иначе. Никто не уходит из клиники без должного лечения, вне зависимости, есть у человека деньги за него заплатить или нет. Человеческая жизнь бесценна, никто меня в этом не переубедит.

К нам часто приходят, когда сделать ничего уже нельзя

– Вам приходилось сообщать людям, что их близких скоро не станет? Какие слова вы находили для этого?

– Конечно. Часто люди приходят к нам на терминальных стадиях заболеваний. И ничего сделать уже, к сожалению, нельзя. Я всегда стараюсь уделить время беседе с родными – я верю, что слово лечит. Мы говорим, что сделаем все, чтобы уменьшить боль пациента и сделать его последние дни максимально спокойными.

– Что вы делаете, если понимаете, что человеку невозможно поставить диагноз без КТ, или МРТ, или узкого специалиста, которого нет?

– Пытаемся найти вариант, как найти этого специалиста, как найти того, кто поможет нам сделать МРТ или КТ – есть наши друзья, другие клиники, которые предоставляют специализированную помощь. Мы стараемся поддерживать контакт и общаться с ними, чтобы, если вдруг понадобится, – мы могли отправить к ним пациента.

Мы часто лечим пациента эмпирически, это нереально – каждый раз проводить сложные анализы или обследования. Слава Богу, у нас хорошие думающие врачи, которые делают все, что возможно, в интересах пациентов.

– Один из материалов про вас назывался “Доктор Вика”. Наверное, это аналогия с ником в ЖЖ Доктора Лизы, Елизаветы Глинки. Мы знаем, что Доктор Лиза погибла, спасая других людей. Вам не было страшно узнать об этом, ведь вы тоже работаете в неспокойной обстановке?

– Я написала пост в ЖЖ о том, что Доктор Лиза погибла, и о том, как сильно скорбит весь гуманитарный мир. Тут же посыпались ненавистные комментарии о том, что она делала не так, от кого принимала помощь, и о том, какой она якобы была ужасный человек. Но и нам не привыкать – нас тоже много кто ненавидит, столько злостных анонимок мы никогда не получали!

А так – в деревне у нас спокойно. В столице нас не раз обворовывали, но мы там стараемся долго не задерживаться. В общем – все не так плохо.

– О чем в своей жизни вы жалеете больше всего?

– Я банально отвечу, что ни о чем. Я очень люблю свою жизнь. Я счастливый человек. Я рано нашла свой путь и сейчас понимаю, что очень малому количеству людей повезло так, как мне.

Если бы можно было добавить немного времени – я бы очень хотела провести его с родными. Я не видела брата четыре года, а на днях у него обнаружили глиобластому. Я жалею, что не проводила больше времени с ним, да и вообще с семьей.

Сейчас у меня есть любимый человек, и все опять сводится ко времени – я вижу его раз в две недели, короткими перебежками. Он знает меня и очень уважает мое дело, но честно – мне очень тяжело быть почти постоянно «в одиночестве среди людей».

Мы хотим усыновить детей, смерть сейчас совсем не в планах

– Вы боитесь смерти?

– Я бы очень не хотела умереть. Особенно в этом году (смеется). Я боюсь смерти, потому что, как мне кажется, я нахожусь на том этапе, когда я могу менять очень многое, и менять это многое – к лучшему. Будет довольно несправедливо умереть сейчас. Ну и, кроме того, я совсем недавно нашла близкого человека (он, кстати, православный), и мы очень сильно хотим усыновить детей, так что смерть сейчас совсем не в планах.

– Как вы думаете, жизнь после смерти существует?

– Я верю, что энергия или душа человека – это то, что не может просто исчезнуть. Поэтому да, я верю в жизнь после смерти – я верю в непрерывность энергии.

– Вы одна из немногих, кто со знанием дела может сказать человеку: “Твои проблемы – ерунда, в мире есть голодающие дети”. Приходилось ли когда-нибудь произносить эти слова? Они справедливы?

– Я стараюсь максимально воздерживаться от суждений, чужая душа – потемки. Если человеку плохо и некомфортно в его жизни, мне хочется помочь, но это не так просто сделать словами. Я верю, что своим примером мы вдохновляем многих на перемены. По крайней мере, стараемся.

– После поездки в Африку или Гватемалу вас не раздражают европейцы с их трудностями – “оплатила контракт в роддоме, а там не было фитбола”?

– Да, конечно, у нас в клинике много шуток ходит про «проблемы белых людей». В духе: «Ну вот, прислали дезодорант с запахом алоэ, а я заказывала с маракуйя» или «А почему инстаграм медленно грузится?». Конечно, объективно проблемы наших пациентов, клиники, да и волонтеров, зачастую другого порядка. Но ничего не поделаешь, мало кто видел реалии стран третьего мира, да и не все, кто видел, готовы это запомнить и тем более изменить что-то.

– Кому точно не надо быть волонтером в Африке?

– Тем, кто не живет в гармонии с собой. Тем, кто думает, что тут ему помогут «найти себя». Мы принимаем к себе тех людей, которые решили свои личные проблемы и теперь могут помогать другим. Нытикам и лентяям лучше сидеть дома, это – однозначно.

– Как защитить себя от постоянной душевной боли, что в одной части планеты люди переживают от невозможности купить айфон, а в другой живут в домах из полиэтиленовых пакетов?

– Не нужно переживать. Я думаю, нужно максимально воздерживаться от суждений, особенно резких, и стараться максимально прощать людей, которых хочется «поучить жизни» или «показать им, как нужно делать».

Я руководствуюсь для себя правилом: меняй то, что в твоих силах – и мне очень нравится, когда люди берут с меня и нашей команды в целом пример.

Я на полном серьезе думаю, что можно долго жаловаться и критиковать всех вокруг, а можно – спасти одну жизнь.

Это, на мой взгляд, более продуктивно.

– Довлатов писал, что сильные чувства у всех народов одинаковы, например, нельзя сказать “расплакался, как типичный немец”. Можно ли сказать это и о тех регионах, где жизнь совсем не похожа на нашу? К рождению и смерти там относятся так же?

– Мне кажется, что люди в Латинской Америке более открытые и выражают свои чувства более ярко, будь то печаль или радость. В то же время к смерти относятся более философски (вспомните про День Смерти или День всех святых – большой праздник в Латинской Америке, 1 ноября), к рождению – более спокойно. Думаю, это из-за того, что детей у них по 10 на семью, а то и больше.

– Это «mal de ojo», – говорит мне мамочка трехлетнего Алехандро, прелестного кареглазого мальчика, который ревет в три ручья в смотровой.

Я не переубеждаю ее. Хорошо, что в Гватемале я уже достаточно давно, чтобы быть умнее и «дружить» с традициями и поверьями.

«Маль де охо» – это сглаз. И, как следствие очень сильной майянской культуры, в «маль де охо» верят, ходят снимать его к шаманам, а теперь – и к нам, в клинику.

Считается, что любой недоброжелатель может сглазить ребенка, просто позавидовав тому, что семья, в которой его воспитывают, – более богатая, или тому, что мама у ребенка красивая. Также считается, что если мама выставляла напоказ голый живот или ходила в слишком обтягивающих нарядах, пусть даже традиционных, то ребенок может уже родиться с «mal de ojo».

Кроме того, «сглаз» может быть наслан специально. Для этого человек, который хочет наложить сглаз, должен сходить к шаману, а они в Гватемале бывают двух видов – «белые» и «черные». Люди верят, что «белые» лечат, а «черные» накладывают заклинания, в том числе на болезнь и на смерть. Для этого они часто приносят в жертву животных и домашнюю птицу.

Говорят, что избавиться от «маль де охо» можно несколькими способами. Конечно, самым лучшим будет отвести ребенка к «белому» шаману. Но если по какой-то причине сделать этого нельзя, то нужно покатать по телу ребенка сырое, обязательно белое куриное яйцо, читая определенное заклинание. Потом это яйцо нужно разбить в стакан с водой и полученную жижу похоронить.

Мы же в клинике таких ритуалов не проводим, а говорим, что от «маль де охо» у нас есть отличные таблеточки и сиропчики, – в зависимости от того, чем болеет ребенок. Ну и санитарно-просветительскую работу мы проводим регулярно о том, что очень важно хорошо кормить ребеночка, вовремя приходить на прививки, чтобы никто его снова не «сглазил».

Другой популярной проблемой в Гватемале является «еl susto», или «испуг».

Недуг особенно актуален для женщин и молодых девочек. Заключается он в следующем: к тебе приходит женщина и говорит, что в детстве она сильно испугалась (хотя сама этого не помнит), душа вышла из тела и не может вернуться обратно.

Излечение от «el susto» может провести исключительно курандеро (или шаман), и процедура эта довольно длительная и непростая.

Сначала больную укладывают на опрысканный святой водой пол с разведенными руками. Тело ее должно как бы символизировать крест. Его обрамляют четырьмя горящими свечами: две ставят у ног, две – у кистей рук. Лежащей в такой позе девушке нужно молиться о своей душе и просить ее вернуться. В то же время шаман начинает «смывать» все плохое с тела человека, чтобы душе было приятнее и легче в него вернуться. Делает он это специальным веником, собранным из розмарина и базилика, перевязанным красной нитью.

После церемонии девушку сажают пить мятный чай. Обычно процедуру проводят три дня, в конце которых душа должна вернуться и больше никуда не убегать.

Мы же в клинике обычно лечим «эль сусто» психотерапией, а если сказать проще – разговорами с пациенткой. Мы спрашиваем ее об обстановке в семье, о том, какие проблемы сейчас у нее с детьми или родителями, мужем и так далее. Для приема дома мы назначаем успокоительные и средства для нормализации сна. Обычно наше лечение дольше, чем три дня, а по поводу того, кто лечит эффективнее – шаманы или мы – судить сложно.

В Гватемале есть много интересных обычаев и традиций. Иногда они кажутся дикими. Но со своим уставом в чужой монастырь лучше не лезть, поэтому мы работаем в симбиозе, стараясь максимально уважать то, что веками было единственным средством для облегчения страданий людей.

Из дневника Виктории Валиковой

– Если вас спрашивают в Гватемале или Никарагуа: “Как живут люди там, где вы родились?”, что вы отвечаете?

– Я отвечаю, что живут хорошо. Что люди в России в подавляющем большинстве образованы, все умеют читать, многие знают несколько языков. Рассказываю про наши школы, про снег, про то, что мы живем в квартирах, а не в домах. Про то, что никто не умеет стирать на доске или камнях, никто не знает, как разводить в печке огонь (ну или как минимум не делает это каждый день), что никто не ходит в туалет в открытое поле.

А еще рассказываю, что в России и странах бывшего СССР живут те люди, которые делают нашу работу возможной – именно они делают донации и помогают нам спасать жизни каждый день.

– Вам удалось построить больницу, хотя для краудфандинга – это сложный проект: просить о помощи для абстрактных людей на краю света. В чем секрет?

– Секрет в том, что мы много работаем. Каждый день мы встаем утром, открываем ноутбуки и начинаем писать письма, отвечать на интервью, делать статьи и так до поздней ночи. Мы делаем хороший контент и рассказываем о том, почему это так важно – делиться с теми, кому повезло намного меньше, чем любому, кто может прочитать этот текст. У нас есть мечта. И мы делаем все, чтобы воплощать подобные проекты в жизнь.

Когда сидишь на рисе с бобами, а тебе приписывают «бентли» и фуа-гра

– Если однажды вы уйдете из проекта H&H, он продолжит существовать? Ведь о нем узнали во многом за счет вашего личного обаяния. Со стороны иногда создается впечатление, что все держится именно на нем.

– Все держится на нашей идее изменить мир. Не буду отрицать, что в большинстве своем именно я отвечаю на вопросы журналистов и пишу статьи. Но работу проделывает команда во главе с Кариной Башаровой, нашим исполнительным директором. Ребята вкалывают сутками, чтобы все функционировало.

Пока я жива, я не уйду из проекта. Health&Help – это наш ребенок, а детей не бросают, по крайней мере – не я. Наоборот, я верю, что мы будем открывать все новые и новые клиники, приюты, школы и помогать нищим, немощным и больным по всему миру.

– Цель оправдывает средства? Можно ли идти против своих принципов ради спасения человечества?

– Хороший вопрос. Я часто говорю: правда – это то, во что ты веришь.

Для меня нет ничего важнее человеческой жизни. Нельзя ставить деньги, честь, достоинство, комфорт или еще что-то выше этого. Для меня это так.

У меня есть свои пределы, они намного шире, чем у других людей, можно сказать, что я – фанатик. Я открыто говорю в интервью, что возила через границу медикаменты, чтобы нам было чем лечить людей. Приходилось ставить под угрозу свою жизнь, чтобы добиться того, что есть у нас сейчас: работающая клиника и счастливые пациенты. Для меня – это правильно. Я не могу иначе, а если смогу, не буду себя уважать как человека, как врача, как личность.

– Посещало ли вас когда-нибудь желание все бросить и уехать домой?

– Нет. В минуты бессилия я думаю обо всех тех, о ком теперь мы заботимся. Для меня это не просто игра. Это моя жизнь, бросить все – это признаться в том, что я слабая. А я так не думаю. Пока у меня есть силы и огромное количество любви внутри – я буду делать то, что делаю. Точка невозврата давно пройдена.

– Вы – романтик или циник?

– Наверно, я – микс. Часто бывает так, что я отвечаю с долей черного врачебного юмора (особенно в РФ). Но если говорить о личной жизни и человеческом – я делаю очень много поступков, которые характеризуют меня скорее как романтика. Недавно записала клип на день рождения для Эндрю, моего молодого человека. Или вот, например, любовь к восхождениям, вулканам, водопадам – да и вообще к природе – это ведь романтичное?

– Как обычно проходит ваш день?

– Если я работаю в клинике врачом – то все банально: просыпаюсь, иду на пробежку, потом – душ, потом работа с пациентами – консультации, консультации и консультации. Обед-ужин: беседы с волонтерами, чай, книги.

Когда в клинике есть другие врачи, я занимаюсь административными вопросами – общаюсь со спонсорами, потенциальными волонтерами, компаниями, которые хотят дать нам пожертвования, юристами, бухгалтерами, журналистами. Пишу статьи, рассказываю о том, что происходит на проекте. Работа никогда не заканчивается.

– О вас часто высказывают разные домыслы: “Это у нее просто мужа нет”, “Ей плевать на людей, проект коммерческий”, что для вас – самое обидное и несправедливое?

– Когда говорят, что мы деньги воруем. Когда ты сидишь на рисе с бобами, думаешь, где достать доллар на медикаменты, как починить машину, на которой уже живого места не осталось. Когда мне говорят, что у меня есть «бентли» и что я вместо маски на лицо фуа-гра мажу – конечно, хочется высказать все, что накопилось.

Ну а про личное – что я страшная, глупая, толстая или еще какая-то. Это смешно. Люди, которые пишут гневное, больше всего нуждаются в прощении и любви.

Никто не говорит плохих вещей от того, что он очень счастлив. Поэтому я развиваю в себе навык отвечать добром на зло. Это правильнее и, как выяснилось, эффективнее.

– Если бы выступали перед выпускниками МГУ, Оксфорда, Кембриджа или другого ведущего мирового университета, что бы вы сказали?

– Я бы сказала, что нам всем нужно быть чуточку добрее. То, что вы пройдете по головам других людей, станете успешнее, чем сосед, или богаче, чем одноклассник, не сделает вас счастливым. Прекратите соревноваться с кем-то и старайтесь делать лучше самого себя. И, конечно, не бойтесь делиться. Отдавая, приобретаешь. Попробуйте, и вам понравится.

Роды в Гватемале. В центре — врач-волонтёр Виктория Валикова. фото с сайта he-he.org

— Больше, чем инфекционные, мне нравятся только тропические болезни, — говорит Вика.

Молодого врача-инфекциониста, с которым мы беседуем, зовут Виктория Валикова. Пользователи ЖЖ знают ее под ником tropical-doc - в своем блоге Вика рассказывает о работе в странах третьего мира, а также сообщает новости о своем благотворительном проекте - строительстве клиники в гватемальской деревне Сентинела.

Здесь смогут получать бесплатную медицинскую помощь местные жители, самые бедные представители этой тропической страны Центральной Америки. Они же - представители коренного населения, майя.

— Я считаю, что все люди равны. Все заслуживают хорошего отношения и возможность получить помощь в беде. Человек не должен голодать или умирать от излечимых заболеваний. Неважно, где он живет.

Все спят на одном лежаке

Гватемала - очень бедная страна, тут есть государственные больницы, но их мало, - рассказывает Виктория. - К тому же права майя ущемляются там постоянно. Они не говорят на испанском, живут в отдаленных районах. Даже если они много дней будут идти до больницы, их не принимают. Говорят, что не понимают их язык, презирают, относятся, как к скоту. Поэтому уровень различных заболеваний среди майя очень высок.

По словам Вики, в Гватемале распространен туберкулез - в будущей клинике обязательно будет работать программа по его выявлению и лечению.

Гватемала - горная тропическая страна, тут влажно. Гватемальская семья живет очень скученно, в хижине, которая состоит из одного помещения. Спят все вместе - на одном лежаке одна семья: мама, папа, дети, на другом лежаке - другая: бабушка, дедушка, тети, дяди. Очень часто в домах нет окон, только дверь. А для туберкулеза это идеальные условия. Солнечный свет убивает бактерии туберкулеза. Влажность и полутьма дает возможность палочке Коха распространятся.

В Гватемале — проблемы с водоснабжением, поэтому там много кишечных инфекций. Периодически случаются вспышки холеры, постоянный бич - дизентерия, брюшной тиф, много гельминтозов. Здесь постоянно, хронически голодают люди, в связи с чем они часто болеют. Истощение - это заболевание, и остальные болезни на фоне его протекают намного тяжелее.

В зоне комфорта человек перестает развиваться

Мне очень нравятся инфекционные болезни, я люблю свою специальность, - эти слова Виктории - словно ее визитная карточка. В 2011 году Виктория окончила Башкирский медуниверситет, год проработала в приемном покое уфимской инфекционной больницы. Потом отучилась год в Бельгии и уехала как волонтер в Гватемалу, лечить местных. Хотя у нее были и другие предложения - работать во «Врачах без границ» и в «Красном Кресте».

В Гватемале в 2014 году Вику ждали очень жесткие условия. Не было воды, электричества, больница была удалена от цивилизации. Но Виктория поняла, что сделала правильный выбор.

Я считаю, что именно маленькие проекты дают возможность делать большую работу. Большие кампании применяются для отмывания денег, для достижения целей фармацевтических компаний. К тому же, мне больше нравится работать там, где ты видишь результат сразу - вот, твоя помощь доходит до человека прямо здесь и сейчас.

После Гватемалы она работала в Гондурасе и на Гаити.

На Гаити я поехала потому, что в Гондурасе мне стало слишком комфортно - появились другие врачи и работать стало намного легче. Мне кажется, что когда человек попадает в зону комфорта, он перестает развиваться. Если у человек стоит цель - самосовершенствоваться, стремиться к чему-то новому, то это необходимо - выкидывать себя из зоны комфорта.

Проект больницы - это люди

Когда Вика вернулась в Россию, она поняла, что хочет построить клинику в Гватемале. Она будет возводиться силами и средствами волонтеров, которые отправятся в тропическую глухомань в июле 2016 года. Пока ведутся организационные работы. И процесс этот довольно трудоемкий. По примерным подсчетам Виктории, чтобы возвести стены, закупить оборудование и начать работу, понадобится около 30 тысяч долларов.

Наш проект - это я и те люди, которые мне помогают. Среди них есть те, кто уделяет все свое свободное время нашей совместной работе. Есть и те, кто помогает дистанционно. Кто-то делает сайт, кто-то переводит тексты. Есть и те, кто приходит и уходит. Есть спонсоры и партнеры: нам помогает благотворительная организация «Дорога к детям».

Почти каждый день Виктория и ее друзья по проекту собираются вместе, устраивают мозговые штурмы. Среди единомышленников нет случайных людей.

Одиннадцатиклассница Карина Башарова, которая ведает всеми оргзадачами и общается с потенциальными волонтерами, пришла однажды к Вике прямо в приемный покой, среди ночи.

Она сказала: «У меня не было цели в жизни, а теперь она появилась - давайте-ка я помогу вам клинику построить». Карина узнала о проекте от одного из знакомых в Португалии и загорелась.

Игорь Енин тоже узнал историю о тропическом враче из Уфы и ее планах от друзей. Он медтехник, инженер, подбирает оборудование, занимается техничесой частью проекта. Поддерживает Вику и мама, Ирина Владимировна. Она врач-невролог, заведует поликлиникой.

У проекта есть много соратников в самой Гватемале, один из них, молодой врач Серхио Кастиой, помогает с организационными вопросами на месте. Он тоже болеет за идею равенства и помощи людям, которые находятся за порогом бедности. «Майя - это и есть Гватемала», - часто говорит он.

Кого не берут в волонтеры

Проекту клиники в Гватемале сейчас нужны профессиональные строители: плотники, каменщики, прорабы, специалисты по водоотведению, электроснабжению. Есть необходимость в людях, которые могли бы научить жителей деревни какому-то ремеслу: шитью, бисероплетению. Или сделать свой вклад в образование - например, преподавать английский или испанский языки.

По каким критериям выбираем волонтеров? Важны такие качества, как адекватность, стрессоустойчивость, - говорит Виктория. - Работать легко только с теми людьми, которые решили свои личные проблемы. Также человек должен разделять наши идеи. Если он будет самым лучшим каменщиком на свете, но при этом будет ненавидеть женщин, майя, негров или еще кого-то, то мы не сможем включить его в проект. Мы не работаем с фанатиками: ни с религиозными, ни с политическими. Кроме того, для нас очень важно, чтобы строительство клиники в Гватемале не стало для кого-то способом обогатиться. Мы сами не получаем за это ничего - и вся бухгалтерия у нас прозрачна.

Билеты в Гватемалу волонтеры покупают себе сами. Карина, например, работает официанткой в кафе, чтобы скопить денег на поездку.

То же и у меня, - рассказывает Вика. - Я работаю в государственной больнице. Те гроши, что получаю, я откладываю не на норковую шубу, а на жизнь в Гватемале. В деревне, на самом деле, жизнь недорогая. Мы не ходим в кино, мы не покупаем одежду, питаемся местными продуктами.

Мы с радостью принимаем волонтеров, которые разделяют наши идеалы, действительно хотят помочь и присоединиться к команде, - говорит Виктория. - Нашим волонтерам мы предоставляем кров и питание. Мы бы и проезд всем оплатили, но пока финансовые возможности нам этого не позволяют: все деньги уходят на строительство и закупку медикаментов.

Ребята также думаю о возможном местном бизнесе: хостеле, кафе. Во-первых, это даст возможность открыть рабочие места для местных жителей, во-вторых, привлечет людей в гватемальскую глубинку, в-третьих, финансово поддержит работу клиники.

Вопрос, который всегда задают

А почему бы не построить больницу в России? Вика улыбается и отвечает на этот популярный вопрос историей:

Допустим, вы поехали в Руанду. На единственной там автостраде увидели бабушку, которая никак не перейдет через дорогу. Вы ее перевели, рассказали об этом в блоге. Конечно, тут же найдутся люди, которые скажут: «А как же наши российские бабушки?! У нас же у самих их полно, стоят на перекрестках и ждут, пока их переведут. А эта цаца разъезжает по Руандам!». На мой взгляд эти осуждения нелогичны. Вот я оказалась в Руанде, в определенное время и увидела бабушку. Перевела ее через дорогу, а потом у меня появилась еще возможность и зебру для дороги в Руанде нарисовать. И почему это не сделать?

Россия - большая и сильная страна. Но у нас все любят пострадать, считая, что у нас все плохо. Каждый негативный случай муссируется очень долго. Недавно женщина не попала в роддом и родила на улице. А для Гватемалы это норма - там все рождаются на улице, потому что нет роддомов. Участковый врач в России пришел на полчаса позже - ужас! Но в других странах вообще нет врачей. Это вопрос из серии: зачем помогать детям Африки, если я сам ел сегодня только первое и компот, а второго мне не дали.

О профессиональном выгорании

Не боится ли Вика однажды проснуться и понять - все, устала, сил больше нет клинику строить, в тропиках бедных людей лечить, людей вокруг собирать?

Не боюсь пока. Я точно знаю, что легко не будет. У нас каждый день возникают какие-то сложности. Но когда видишь цель - сделать мир немножечко лучше - становится легче. Профессиональное выгорание начинается тогда, когда человек перестает любить свое дело. Мне нравится людей лечить. И я не знаю, что еще могу делать. Надеюсь, это навсегда.

Главная » Вопросы о детском здоровье » Тропикал доктор. Будни настоящего человека