Дмитрий барановский врач. Выживут лишь богатые: из больницы уволили единственного онколога за отстаивание прав пациентов

У лифта в коридоре больницы - пустой кювез для новорожденных стоимостью как приличный автомобиль. Если проходящему мимо посетителю лечебного учреждения в силу хронической глупости или склонности к неконтролируемому вандализму придет в голову дернуть за свисающий шланг подачи кислорода или покрутить датчики, то кювез можно будет везти на помойку. В Уинской районной больнице Пермского края, построенной ЛУКОЙЛом за 300 миллионов рублей и напичканной высокотехнологичным оборудованием, за два года существования сменилось несколько главных врачей. Один из них проходил по уголовному делу за мошенничество, другой - Дмитрий Барановский - попытался начать лечить людей по правилам. Барановский продержался меньше полугода. За это время он нажил в Уинском и друзей, и врагов. Уже после увольнения организовал и провел в Уинском митинг за сохранение медицины. Вывел на главную площадь сотню человек. Нетипичный персонаж.

Больница с «приданым»

С безработным доктором-онкологом Дмитрием Барановским встречаемся в редакции. Он на день приехал в Москву встретиться с учредителями нового фонда Доктора Лизы, хочет заниматься паллиативной помощью. Барановскому 30 лет, выглядит лет на пять моложе, имиджево на начальника не тянет, на главного врача — тем более. У него теперь масса свободного времени — устроиться на работу в Перми ему за последние месяцы не удается.

Это странно, что в Перми не нужен доктор-онколог, проходивший ординатуру в онкоцентре им. Н.Н. Блохина на Каширке и поработавший там, автор 20 научных статей и монографий. Хотя если послушать доктора, то становится понятно, почему он не нужен.

«После учебы в Москве я вернулся в Пермь, здесь я родился, все близкие люди у меня в Перми. Отправил запрос в Министерство здравоохранения и мне сразу же предложили Уинскую районную больницу. Я сразу согласился. Когда ехал сюда, ожидал увидеть избушку на «курьих ножках», а увидел современную больницу на четыре с половиной тысячи квадратных метров, с новейшим оборудованием, с родильным отделением и хирургией с операционной эндоскопической стойкой за 15 миллионов. К этому прилагалась кредиторская задолженность на несколько миллионов, потому что оборудование простаивало, и больница ничего не зарабатывала. Рожать и оперировать, даже банальный аппендицит, отправляли в Кунгур, за сто километров от Уинского.

Жилья в Уинском мне не дали. Я в районной управе спросил, как быть. Мне ответили, что можно жить в больнице, а на большее рассчитывать не стоит. Поселился в пустующей палате гинекологического отделения, которое не работало — врача-гинеколога не было.

Справка «Новой

Уинский район входит в состав Пермского края России.

Районный центр — село Уинское — удален от города Перми на 174 км , от железнодорожной станции Чернушка — на 70 км , от железнодорожной станции Кунгур — на 100 км . Численность населения — 10 647 человек .

В первый день пошел осматривать больницу с предыдущим главврачом Гостюхиным. Он мне дела сдавал. Гостюхин уже был под следствием — его обвиняли в незаконном проведении конкурсов на закупку лекарств. В итоге суд присудил 200 тысяч штрафа и два года запрета на занятие руководящих должностей.

Ну вот ходим мы с Гостюхиным по больнице. На первом этаже стоит человек восточной наружности — какими-то пирожками торгует. Увидел меня, бросился навстречу и спрашивает: «А кому теперь платить?» Я не понял сначала: «У вас есть же договор на торговлю, вот по нему и платите». А он: «Да нет никакого договора, я всегда ему платил». И на Гостюхина показывает.

Позже ко мне пошли вереницей больные, которых, как оказалось, он «фильтровал» для дневного стационара за взятки. Они просто не понимали, как им теперь попасть в дневной стационар.

Еще бывший главный практиковал выписку премий сотрудникам больницы, а люди, когда эти премии получали, тихо несли ему наличными.

Самое страшное — все молчали и терпели. Лор-врач приходила ко мне и жаловалась, что Гостюхин требует с нее последний «взнос», и я как-то стал свидетелем такого звонка. Тут уже не выдержал, убедил ее, что без обращения в прокуратуру этот беспредел не закончится, и эта доктор написала заявление. И закрутилось.

Прокуратура потом выяснила, что Гостюхин для ремонта больнички в селе Суда сколотил бригаду из знакомых, получил деньги за работу, а ремонтом там и не пахло.

Дальше еще интересней. В первые дни стал знакомиться с коллективом, вызывал в кабинет и разговаривал. Дошла очередь до хирурга. Спрашиваю, что умеет оперировать. Она помялась и говорит: «Аппендицит могу». Через пару недель случился больной с аппендицитом. Ко мне прибегает старшая хирургическая сестра: «Вызывайте хирурга из Кунгура! Наша доктор оперировала аппендицит один раз, и то восемь часов. Больной чуть не помер». Доктора этого я вскоре отправил на стажировку в краевую больницу».

Оказалось, что в бухгалтерии штат в 180 человек обслуживало пять бухгалтеров и два экономиста с очень приличными зарплатами. А в краевой больнице на 1500 сотрудников работало 10 бухгалтеров. Главный бухгалтер к окладу в 30 тысяч получал еще столько же по дополнительному соглашению. Я спросил: «А какую дополнительную работу вы делаете?» В ответ получил молчание… и ликвидировал эту надбавку.

А зарплаты сотрудников? Одна педиатр со стажем получала по ведомости при полной загрузке 10 тысяч рублей, а другая — 80 тысяч. А у главного экономиста была еще и ставка дворника. Снег, это понятно, он не убирал…»

Барановский, получив в распоряжение очень специфическое наследство, решил выжать из имеющегося ресурса по-максимуму. В итоге у Уинской больницы появился слишком правильный главный врач.

Пермская медицина в цифрах и фактах

Из краткой характеристики состояния системы здравоохранения на территории Уинского муниципального района по итогам 2016 года:

«В Уинском районе увеличился показатель общей смертности (в абсолютных цифрах со 164 до 192 человек). Естественный прирост населения вновь отрицательный. По итогам 2016 года в запущенных стадиях в 100% случаях регистрируется рак пищевода, легких, желудка. Увеличились запущенные случаи рака головы и шеи, прямой кишки…

Медицинский информационно-аналитический центр министерства здравоохранения Пермского края отправил по медицинским учреждениям письмо следующего содержания: «Уважаемые коллеги! Направляем вам для анализа терапевтических участков еженедельный мониторинг смертности и вызовов скорой медицинской помощи. Напоминаем, что на одном участке не должно быть превышения рекомендованного минздравом показателей, а именно: не более 1 умершего и не более 11 вызовов скорой медицинской помощи в неделю».

В марте 2016 года бизнесмен и общественник Евгений Фридман публично потребовал отставки вице-премьера и министра здравоохранения Ольги Ковтун — соратницы прежнего губернатора Виктора Басаргина. Ковтун в одночасье не продлила контракты с 35 главными врачами региональных больниц.

В мае прошлого года жители с. Березовка и Березовского района Пермского края обратились к журналистам и в инстанции с открытым письмом. Они протестовали против закрытия хирургического отделения в Центральной районной больнице, которое только совсем недавно открылось после ремонта.

Кому нужен Барановский

Все последующие пять месяцев он пытался оптимизировать отведенный ему участок здравоохранения по двум фронтам. Вскоре станет очевидно — представления о доступной медпомощи у молодого доктора и пермского минздрава диаметрально противоположные.

Но он успел. Короткая дистанция — не повод отказываться от разбега.

Больница начала зарабатывать. Идеальная операционная с эндоскопической стойкой плюс приглашенные хирурги из Перми в итоге принесли около миллиона прибыли за десяток прооперированных грыж, холециститов, аппендицитов и геморроя. Стали принимать роды. Всего девять уинцев родилось на своей малой родине — все без осложнений.

За все пришлось биться. За роды — труднее всего.

«Я не мог понять, почему при наличии в штате двух акушерок возят рожениц за 100 километров. Если роды стремительные, то хорошая акушерка и без врача справится. В больнице есть неонатолог, реаниматолог, все, чтобы заинтубировать ребенка. Однажды привезли вечером по скорой женщину — вот-вот родит. Я вы-звал старшую акушерку. Она пришла в больницу и говорит: «Принимать роды не буду. Пусть ноги крестом ставит и везите в Кунгур». Я ей: «Она же по дороге умереть может!» Акушерка наотрез отказалась. Еле успели женщину довезти до Кунгура — в коридоре приемного покоя родила. Я после этого акушерку уволил».

Эти эпизоды, которые шокировали доктора-идеалиста, были здесь нормой. Не для всех — для приспособившегося большинства.

Оказалось, что больница — мини-версия Родины, покалеченная равнодушной и скудоумной властью. Вскоре доктору дали понять, что он здорово заблуждается насчет того, что ему сойдут с рук попытки навести порядок.

Из пермского минздрава позвонили и стали отчитывать: «Что вы себе позволяете? Роды?» Он на все отвечал: «В федеральном законе написано, что гражданин имеет право получать медпомощь где захочет — по месту проживания, учебы, работы».

Барановский апеллировал к правам больных. Это было самое необычное в его поведении и самое неудобное.

Отстаивание прав больных — это ведь не только доступная помощь, это еще и уважение к страданию. А значит, нужно делать все, чтобы пациент не был лишь единицей отчетности в документах для ОМС.

Доктор Барановский стал менять стиль работы. Он начал проводить обходы больных с лечащим врачом и другими специалистами — до него это в больничной жизни не практиковалось. Раз в неделю устраивал врачебные конференции, чтобы анализировать сложные случаи. Короче, испытывал коллектив на прочность и профпригодность.

Глухое противостояние началось, когда он попросил бухгалтерию дать сводку по всем зарплатам и начислениям. Главный бухгалтер тут же ушла в отпуск по уходу за ребенком, причем за внуком, а остальные пять бухгалтеров коллективно объяснили, что в ведомостях не разбираются и зарплату начислять не знают как…

Барановский попросил у пермского минздрава помощи, прислали двух экономистов. Те залезли в компьютер, покопались полдня и тихо уехали. По телефону сказали, что начисление зарплат велось по двойной схеме, не автоматизированно, и они в этом разобраться не в силах. Тогда доктор нашел консалтинговую компанию. Разбор завалов занял две недели. На эти две недели Барановский задержал зарплату.

И именно это стало поводом для того, чтобы ряд обиженных коллег написали на него заявление в прокуратуру.

А он в это время продолжал налаживать работу. Из соседнего села пригласил гинеколога вести прием по выходным. В первый же приемный день выстроилась немыслимая очередь. После доктор сказала: «Я никогда не видела столько запущенных случаев».

Отправил запрос в пермский минздрав на выдачу лицензии по онкологической деятельности, собирался вести прием как онколог. А выяснив, что больница живет практически без дежурного врача, взял на себя эти дежурства. Пятнадцать в месяц. Зарплата на круг — 50 тысяч рублей.

С такими темпами нововведений он мог вылететь из больницы еще раньше. Но до него дошло, что в медицинских кругах бродит сплетня, что он — племянник губернатора, поэтому трогать его опасаются.

«А что вы отвечали на вопрос о родстве?» — «А я уклонялся. Говорил, что предпочитаю не обсуждать это».

Спустя пять месяцев работы Баранов-ского вызвали в минздрав и без комментариев вручили приказ об увольнении. К этому времени подоспела проверка прокуратуры на заявление сотрудников больницы. Выявили следующие нарушения:

1. использовал палату гинекологического отделения в качестве жилого помещения (другого жилья управа ему не дала);
2. заставлял уведомлять сотрудников о собственных больничных, которые они выдавали друг другу (после того как Барановский ввел эту норму, количество больничных с 66 в месяц снизилось до 20);
3. сестра-хозяйка неоднократно стирала и гладила вещи главного врача (доктор отрицает);
4. задержал зарплату на две недели (наводил порядок в бухгалтерии).

Прочитав результаты прокурорской проверки, лично я подумала, что если бы все главные врачи страны имели аналогичный вариант служебного компромата, то у нас был бы приближенный к стерильному административный ресурс.

«Где-то нас лечить надо?»

До Уинского, если ехать рейсовым автобусом, — четыре часа в один конец. Мы с доктором приезжаем из Перми в начале второго, в разгар рабочего дня. Но больница — самое новое и современное строение в Уинском — производит впечатление нежилой. В коридорах пусто и тихо. Идеальная чистота, светлая плитка на полу и двери в стерильные отделения на фотоэлементах. Бывшие коллеги здороваются с доктором через одного.

За время после увольнения Баранов-ского здесь произошло много чего: уволили исполняющего обязанности главного врача, который за короткий срок руководства успел выписать незаконно премии жене-рентгенологу, закрыть хирургическое, сократить койки и 36 сотрудников больницы.

Дмитрий Анатольевич решительно идет вверх. «Я хочу показать вам операционную». Через стеклянную стену видно, что вся аппаратура в операционной отключена, явно что-то уже вывезено. А в бывшей реанимации — склад медтехники. И оттого, что все стоит будто сваленная в кучу старая мебель — не укрытое пленкой, хаотично задвинутое по углам, — возникает ощущение, что все это современное оборудование уже никогда не заработает. Как и кювез, брошенный у лифта. Мы полчаса ходим по этажам. Из встреченных живых душ — несколько человек, ожидающих очереди в физио-кабинет на ингаляцию, этажом ниже — женщина у кабинета ЭКГ с мужской курткой на коленях.

Вера Николаевна Лобанова ждет мужа и рассказывает: «Больница эта хорошая. Вот у нас в Аспе (поселок в Уинском районе. — Н. Ч. ) больницу сократили, я теперь сюда на такси мужа вожу, автобусы только два раза в неделю ездят. Муж у меня сердечник. Туда-сюда смотаться 400 рублей. Не накатаешься. Сегодня на попутных добирались. Надо чтобы были койки нас лечить. Где-то нас лечить надо?»

Следующие собеседники — дежурная бригада скорой помощи.

В разговор вступают не слишком охотно. «Да какая у нас экстренная помощь! Мы — перевозка. Если что — у нас одно слово для всех болезней: Кунгур. Беременных — в Кунгур на консультацию, ИБС (ишемическая болезнь сердца. — Н. Ч. ) — на консультацию. И к хирургу везем, и на рентген. Травматолога у нас нет, кардиолог два раза в неделю по часу принимает, окулист тоже. Роды часто бывают. Но наши беременные привыкли, уже заранее сами все организуют. Сколько ехать? Если быстро — часа полтора. С ребенком несемся за час».

Главный врач Уинской больницы Вылегжанин работает месяц. У него огромный пустой кабинет без единой бумажки на столе.

Разговор с доктором получается короткий.

— У вас очень пусто в больнице. Отчего так?

— Народ всегда приходит утром. Около трехсот человек за день принимаем. Всех уже приняли.

— А сколько отправляете в Кунгур?

— Есть показания — отправляем, нет — не отправляем. Всю помощь оказываем согласно нормативам.

— У вас очень современная больница. Какие у нее перспективы?

— Хорошие. Эта больница будет жить и развиваться.

Уходим мы из больницы по пустому коридору. На первом этаже — ни души.

Весь центр Уинского можно обойти за полчаса. Центральная автобусная станция в кольце магазинов. Здесь красиво — у огромного пруда, примыкающего к сопке, выстроили подобие набережной. Если представить, что в этом месте есть нормальная работа, качественная больница и регулярное сообщение с большим миром, то жить здесь можно. Неплохо жить. Но со всем перечисленным местным не слишком везет.

Обходя Уинское, которое походит на фрагменты пазлов из разных коробок — разрушенные строения прошлого века и сайдинговые коробки для потребностей мелкого бизнеса на одной улице вперемешку, — заходим в старое здание больницы. Барановский, фотографируя большой холл с печкой-голландкой посредине в ошметках отслоившейся краски, опять заводит про свое: «Вы представляете, даже здесь была хирургия, а в новой больнице ее нет»…

В магазине для рыболовных снастей, продавщица на вопрос о больнице заводится с полоборота, не обращая внимания на покупателей: «Да вот как он уехал — вы уж простите, не знаю, как вас зовут (показывает на Барановского), все и посыпалось. У меня ребенок ключицу сломал, а лечить его некому. В Кунгур на скорой повезли. А там ему всего-то бинт в тугой жгут скрутили и плечо замотали. Зачем вся эта больница нужна, если тут такую ерунду сделать не могут? Отгрохали здание, а толку-то… Если у нас тут машина скорой сломается, то мы, считай, все, накрылись…»

Последняя наша встреча — с хирургической сестрой больницы. До хутора, где она живет, по лесной дороге несколько километров. Женщина ждет нас у магазина и сразу начинает рассказывать все, ради чего ждала нас: «Меня зовут Сагура Саводиевна Лужбина. Я 36 лет проработала сестрой хирургического отделения. Когда доктор к нам приехал, хирургию собирались закрывать, а с ним мы оперировать начали. Но нашим докторам не понравилось, что он урезал их ставки. Его убрали, и нас — 36 человек из больницы — сократили с 1 апреля. Люди в поселке недовольны. Нам говорят — реорганизация. Но большинство — за нашего доктора. Он в город людей в онкологию направлял, собирался отделение реабилитации открывать. Я и сейчас пойду за ним, если позовет работать…» На прощание женщина протягивает мне листочки — резолюцию митинга, с подписями односельчан.

Организовать протестный митинг уже после собственного увольнения — это последнее, что успел сделать доктор Барановский для уинцев. Создал прецедент — раньше в пермской глубинке по поводу развала медицины не протестовали. Он успел сказать в мегафон своим бывшим пациентам, что права на достойную медицину надо отстаивать и за больницу надо бороться. Подписалось под резолюцией чуть меньше сотни не слишком здоровых уинцев. В итоге полиция задержала Барановского.

Короче, плохим главным врачом оказался Дмитрий Барановский. Плохим — с точки зрения системы. Боролся за доступную помощь, а должен был за экономическую целесообразность. С целесообразностью у него не срослось. Из принятых в больнице восьми родов ОМС не оплатил ни одни по причине отсутствия на родах обязательного по нормативам врача акушера-гинеколога. Ведь логика любой оптимизации — это чтобы цифры сходились, и поэтому пусть рожающую женщину в ночи везут на раздолбанной машине скорой за сто километров от современнейшей больницы. Она стерпит.

Больница в Уинском — это неизбывная потемкинская деревня. Это фантом, прикрывающий воинствующее равнодушие власти к собственным гражданам. И уникальная патологическая убежденность местного начальничка, местной тетеньки из бухгалтерии с тройным окладом, местного чиновника, что уж они-то ни при каких обстоятельствах не попадут в переплет, когда хирург в уинской больнице окажется их единственно возможным шансом не сдохнуть от прорвавшегося перитонита.

На прощание спрошу у доктора, почему он так отчаянно бьется за больницу. Очевидно же, что проиграет. Уже проиграл. Он ответит непростительно банальной фразой: «Мне очень жалко людей».

P.S.

За минувшие месяцы в жизни Дмитрия Анатольевича произошли следующие события:

Кировский районный суд отказал док-тору в удовлетворении иска к Уинской больнице. Доктор требовал признать факт его работы как дежурного врача и зафиксировать его в трудовой книжке.

В окно квартиры, где он живет с семьей, влетела здоровая глыба льда.

Попытки найти работу по специальности в Перми оказались безуспешными.

Прокуратура Уинского района признала незаконным закрытие родильного отделения больницы.

В редакцию "РГ" обратились жители Большой Ялты с жалобами на то, что людям отказывают в бесплатной пункционной биопсии и некоторых других исследованиях.

Жительница Массандры Нэля Филиппова с помощью московских врачей поборола рак молочной железы много лет назад, теперь регулярно старается проходить обследование. Полгода назад, получив соответствующее направление формы 057/у-04 в Ялтинской городской больнице, Филиппова отправилась в Симферополь в республиканский онкодиспансер имени Ефетова на пункцию щитовидной железы. Однако сделать бесплатно ей это не удалось.

В регистратуре мне сообщили, что Ялтинская больница не заключила с онкодиспансером соответствующий договор и меня не примут, - рассказала пенсионерка. - Я вернулась в Ялту, пошла к завполиклиники, она заверила, что есть тарифное соглашение и меня должны принять. Снова поехала в Симферополь. И опять получила отказ. В итоге записалась на платное исследование на другой день. Таким образом, только на дорогу потратила около 1500 рублей и еще 1800 на саму процедуру. Сейчас онколог назначил мне пункцию молочной железы. Я позвонила в онкодиспансер, и мне снова ответили, что без договора бесплатно пункцию не сделают.

Ялтинский онколог Дмитрий Барановский сетует, что с подобными проблемами местные пациенты сталкиваются постоянно. Он переехал в республику с материка (ранее работал на разных должностях в Москве и главврачом одной из больниц Пермского края) и очень удивился неорганизованности процесса. По его словам, порой нужных для постановки диагноза исследований ялтинцам приходится ждать больше месяца. Кроме того, не всегда в наличии необходимые для онкобольных препараты (например, золендроновая кислота). Онкологу не создают необходимые условия для труда и вменяют в обязанности работу, которой он заниматься не должен. Барановский отказался ее выполнять и начал сообщать о проблемах в различные инстанции. В итоге получил 13 выговоров, был лишен премий и надбавок.

На постановку диагноза "рак" с морфологической верификацией врачу минздравом России отведено 15 дней, - рассказывает онколог. - У нас в эти сроки практически невозможно пройти УЗИ или маммографию. Аналогичные проблемы с компьютерной томографией. Еще хуже ситуация с трепан-биопсией под контролем УЗИ и гистологическим исследованием. Мы направляем пациентов в онкодиспансер, а там им говорят, что Ялтинская больница не заключила договор. И ялтинцы вынуждены делать исследования платно. Ведь если мы затянем, то стадия рака будет уже не вторая, а третья или четвертая. Несвоевременная постановка диагноза ведет к несвоевременному назначению лечения. И шансы на выздоровление уже будут другие.

Главный врач Ялтинской городской больницы Владимир Савельев утверждает, что ситуация обстоит иначе. Никакой договор на исследования с онкодиспансером заключать не нужно, пациентка заплатила за пункцию зря, а онколог жалуется кому не попадя и "с ним надо прощаться".

Работа учреждений строится следующим образом: пациенту дается направление формы 057, при наличии которого соответствующее учреждение делает ему исследование за счет средств фонда обязательного медстрахования, - поясняет Савельев. - То есть договор не нужен. Я не знаю, почему так ведут себя в онкодиспансере. Мы можем иметь с ними договор на квоту, но там обязаны и так принять пациентов и выставить нам счет. Относительно затягивания сроков исследований в нашей больнице - не согласен. Все мы делаем. Если у кого-то есть претензии, обращайтесь в письменном виде с указанием имени, я с удовольствием рассмотрю.

В республиканском минздраве "РГ" ответили, что несоблюдение сроков проведения ФГДС связано с ремонтом фиброгастроскопа, а сроков записи на маммографию - с заменой старого маммографа на новый, УЗИ осуществляется в течение 8-14 дней. Все эти данные министерство предоставило со ссылкой на информацию из самой больницы.

Руководство диспансера заверило корреспондента "РГ", что проблем у действительно нуждающихся онкобольных пациентов нет. Корреспондент решил проверить это лично. Позвонил по опубликованному на официальном сайте телефону предварительной записи, представился пациентом ялтинской больницы с направлением на пункцию молочной железы. Сотрудница регистратуры не уточнила у звонящего, есть ли у него соответствующий диагноз, а отказала сразу.

Ялтинская больница не могла дать сюда направление, потому что у нее не заключен с нами договор, - сообщила сотрудница регистратуры. - Мы не можем вас принять. Если в следующем году ваша больница заключит договор, мы вас примем.

Ждать больному с таким диагнозом до "следующего года" опасно. На вопрос, можно ли пройти исследование платно, сотрудница регистратуры рассказала, что оно будет стоить около 2250 рублей плюс 550 рублей - за анализы.

Главный врач республиканского онкодиспансера Игорь Акиншевич прокомментировал ситуацию следующим образом.

Если пациент нуждается, мы принимаем без договора и без направления. А если это не онкологический больной, то тут другая ситуация, - подчеркнул Акиншевич. - Все районные и городские больницы заключили с нами договор, а ялтинская - нет. В результате страдают жители ЮБК. Договор необходим, так как в нем оговариваются объемы оказания помощи. У нас ресурс не безграничен. В договорах прописывается, сколько пациентов из Большой Ялты, Красноперекопска, Черноморского и так далее мы можем принять на исследования в этом месяце. Это позволяет упорядочить работу и распределить пациентов из всех муниципалитетов равномерно. А главврач ялтинской больницы хочет посылать всех подряд. Но мы же не можем работать на одну Ялту. Остальным что делать? Более того, в Ялте есть все возможности делать исследования самостоятельно, но там почему-то этими возможностями не пользуются.

Благодаря вмешательству "РГ" и доброй воле Акиншевича жительнице Массандры Нэле Филипповой повезло. Несмотря на то что подтвержденного диагноза у нее нет (хотя как его подтвердить без исследования?), женщине в онкодиспансере пообещали провести пункцию уже сегодня. Но что делать остальным пациентам из Ялты, пока в больницах разберутся, нужно им заключать договор или нет?

В Территориальном фонде ОМС РК прокомментировали ситуацию. В соответствии с территориальной программой государственных гарантий бесплатного оказания медпомощи в Республике Крым, медицинская организация (в данном случае - Ялтинская городская больница N1) обязана организовать проведение всех необходимых исследований или же направить пациента в профильную медицинскую организацию. Согласно приказу Министерства здравоохранения РФ, при подозрении на онкологическое заболевание такие исследования и заключение лечащего врача должны быть сделаны в течение 15 рабочих дней. Для проведения таких исследований достаточно направления формы 057/у-04, выданного медицинской организацией, к которой прикреплен пациент. В случае возникновения проблем пациенту необходимо обратиться к представителю своей страховой медорганизации и на "горячую линию" ТФОМС РК: 8-800-301-41-53 (звонок бесплатный).

У лифта в коридоре больницы - пустой кювез для новорожденных стоимостью как приличный автомобиль. Если проходящему мимо посетителю лечебного учреждения в силу хронической глупости или склонности к неконтролируемому вандализму придет в голову дернуть за свисающий шланг подачи кислорода или покрутить датчики, то кювез можно будет везти на помойку. В Уинской районной больнице Пермского края, построенной ЛУКОЙЛом за 300 миллионов рублей и напичканной высокотехнологичным оборудованием, за два года существования сменилось несколько главных врачей. Один из них проходил по уголовному делу за мошенничество, другой - Дмитрий Барановский - попытался начать лечить людей по правилам. Барановский продержался меньше полугода. За это время он нажил в Уинском и друзей, и врагов. Уже после увольнения организовал и провел в Уинском митинг за сохранение медицины. Вывел на главную площадь сотню человек. Нетипичный персонаж.

Больница с «приданым»

С безработным доктором-онкологом Дмитрием Барановским встречаемся в редакции. Он на день приехал в Москву встретиться с учредителями нового фонда Доктора Лизы, хочет заниматься паллиативной помощью. Барановскому 30 лет, выглядит лет на пять моложе, имиджево на начальника не тянет, на главного врача - тем более. У него теперь масса свободного времени - устроиться на работу в Перми ему за последние месяцы не удается.

Это странно, что в Перми не нужен доктор-онколог, проходивший ординатуру в онкоцентре им. Н.Н. Блохина на Каширке и поработавший там, автор 20 научных статей и монографий. Хотя если послушать доктора, то становится понятно, почему он не нужен.

«После учебы в Москве я вернулся в Пермь, здесь я родился, все близкие люди у меня в Перми. Отправил запрос в Министерство здравоохранения и мне сразу же предложили Уинскую районную больницу. Я сразу согласился. Когда ехал сюда, ожидал увидеть избушку на «курьих ножках», а увидел современную больницу на четыре с половиной тысячи квадратных метров, с новейшим оборудованием, с родильным отделением и хирургией с операционной эндоскопической стойкой за 15 миллионов. К этому прилагалась кредиторская задолженность на несколько миллионов, потому что оборудование простаивало, и больница ничего не зарабатывала. Рожать и оперировать, даже банальный аппендицит, отправляли в Кунгур, за сто километров от Уинского.

Жилья в Уинском мне не дали. Я в районной управе спросил, как быть. Мне ответили, что можно жить в больнице, а на большее рассчитывать не стоит. Поселился в пустующей палате гинекологического отделения, которое не работало - врача-гинеколога не было.

СПРАВКА «НОВОЙ

Уинский район входит в состав Пермского края России.

Районный центр - село Уинское - удален от города Перми на 174 км, от железнодорожной станции Чернушка - на 70 км, от железнодорожной станции Кунгур - на 100 км. Численность населения - 10 647 человек.

В первый день пошел осматривать больницу с предыдущим главврачом Гостюхиным. Он мне дела сдавал. Гостюхин уже был под следствием - его обвиняли в незаконном проведении конкурсов на закупку лекарств. В итоге суд присудил 200 тысяч штрафа и два года запрета на занятие руководящих должностей.

Ну вот ходим мы с Гостюхиным по больнице. На первом этаже стоит человек восточной наружности - какими-то пирожками торгует. Увидел меня, бросился навстречу и спрашивает: «А кому теперь платить?» Я не понял сначала: «У вас есть же договор на торговлю, вот по нему и платите». А он: «Да нет никакого договора, я всегда ему платил». И на Гостюхина показывает.

Позже ко мне пошли вереницей больные, которых, как оказалось, он «фильтровал» для дневного стационара за взятки. Они просто не понимали, как им теперь попасть в дневной стационар.

Еще бывший главный практиковал выписку премий сотрудникам больницы, а люди, когда эти премии получали, тихо несли ему наличными.

Самое страшное - все молчали и терпели. Лор-врач приходила ко мне и жаловалась, что Гостюхин требует с нее последний «взнос», и я как-то стал свидетелем такого звонка. Тут уже не выдержал, убедил ее, что без обращения в прокуратуру этот беспредел не закончится, и эта доктор написала заявление. И закрутилось.

Прокуратура потом выяснила, что Гостюхин для ремонта больнички в селе Суда сколотил бригаду из знакомых, получил деньги за работу, а ремонтом там и не пахло.

Дальше еще интересней. В первые дни стал знакомиться с коллективом, вызывал в кабинет и разговаривал. Дошла очередь до хирурга. Спрашиваю, что умеет оперировать. Она помялась и говорит: «Аппендицит могу». Через пару недель случился больной с аппендицитом. Ко мне прибегает старшая хирургическая сестра: «Вызывайте хирурга из Кунгура! Наша доктор оперировала аппендицит один раз, и то восемь часов. Больной чуть не помер». Доктора этого я вскоре отправил на стажировку в краевую больницу».

Оказалось, что в бухгалтерии штат в 180 человек обслуживало пять бухгалтеров и два экономиста с очень приличными зарплатами. А в краевой больнице на 1500 сотрудников работало 10 бухгалтеров. Главный бухгалтер к окладу в 30 тысяч получал еще столько же по дополнительному соглашению. Я спросил: «А какую дополнительную работу вы делаете?» В ответ получил молчание… и ликвидировал эту надбавку.

А зарплаты сотрудников? Одна педиатр со стажем получала по ведомости при полной загрузке 10 тысяч рублей, а другая - 80 тысяч. А у главного экономиста была еще и ставка дворника. Снег, это понятно, он не убирал…»

Барановский, получив в распоряжение очень специфическое наследство, решил выжать из имеющегося ресурса по-максимуму. В итоге у Уинской больницы появился слишком правильный главный врач.

ПЕРМСКАЯ МЕДИЦИНА В ЦИФРАХ И ФАКТАХ

Из краткой характеристики состояния системы здравоохранения на территории Уинского муниципального района по итогам 2016 года:

«В Уинском районе увеличился показатель общей смертности (в абсолютных цифрах со 164 до 192 человек). Естественный прирост населения вновь отрицательный. По итогам 2016 года в запущенных стадиях в 100% случаях регистрируется рак пищевода, легких, желудка. Увеличились запущенные случаи рака головы и шеи, прямой кишки…

Медицинский информационно-аналитический центр министерства здравоохранения Пермского края отправил по медицинским учреждениям письмо следующего содержания: «Уважаемые коллеги! Направляем вам для анализа терапевтических участков еженедельный мониторинг смертности и вызовов скорой медицинской помощи. Напоминаем, что на одном участке не должно быть превышения рекомендованного минздравом показателей, а именно: не более 1 умершего и не более 11 вызовов скорой медицинской помощи в неделю».

В марте 2016 года бизнесмен и общественник Евгений Фридман публично потребовал отставки вице-премьера и министра здравоохранения Ольги Ковтун - соратницы прежнего губернатора Виктора Басаргина. Ковтун в одночасье не продлила контракты с 35 главными врачами региональных больниц.

В мае прошлого года жители с. Березовка и Березовского района Пермского края обратились к журналистам и в инстанции с открытым письмом. Они протестовали против закрытия хирургического отделения в Центральной районной больнице, которое только совсем недавно открылось после ремонта.

Кому нужен Барановский

Дмитрий Барановский. Фото: ura.ru

Все последующие пять месяцев он пытался оптимизировать отведенный ему участок здравоохранения по двум фронтам. Вскоре станет очевидно - представления о доступной медпомощи у молодого доктора и пермского минздрава диаметрально противоположные.

Но он успел. Короткая дистанция - не повод отказываться от разбега.

Больница начала зарабатывать. Идеальная операционная с эндоскопической стойкой плюс приглашенные хирурги из Перми в итоге принесли около миллиона прибыли за десяток прооперированных грыж, холециститов, аппендицитов и геморроя. Стали принимать роды. Всего девять уинцев родилось на своей малой родине - все без осложнений.

За все пришлось биться. За роды - труднее всего.

«Я не мог понять, почему при наличии в штате двух акушерок возят рожениц за 100 километров. Если роды стремительные, то хорошая акушерка и без врача справится. В больнице есть неонатолог, реаниматолог, все, чтобы заинтубировать ребенка. Однажды привезли вечером по скорой женщину - вот-вот родит. Я вы­звал старшую акушерку. Она пришла в больницу и говорит: «Принимать роды не буду. Пусть ноги крестом ставит и везите в Кунгур». Я ей: «Она же по дороге умереть может!» Акушерка наотрез отказалась. Еле успели женщину довезти до Кунгура - в коридоре приемного покоя родила. Я после этого акушерку уволил».

Эти эпизоды, которые шокировали доктора-идеалиста, были здесь нормой. Не для всех - для приспособившегося большинства.

Оказалось, что больница - мини-версия Родины, покалеченная равнодушной и скудоумной властью. Вскоре доктору дали понять, что он здорово заблуждается насчет того, что ему сойдут с рук попытки навести порядок.

Из пермского минздрава позвонили и стали отчитывать: «Что вы себе позволяете? Роды?» Он на все отвечал: «В федеральном законе написано, что гражданин имеет право получать медпомощь где захочет - по месту проживания, учебы, работы».

Барановский апеллировал к правам больных. Это было самое необычное в его поведении и самое неудобное.

Отстаивание прав больных - это ведь не только доступная помощь, это еще и уважение к страданию. А значит, нужно делать все, чтобы пациент не был лишь единицей отчетности в документах для ОМС.

Доктор Барановский стал менять стиль работы. Он начал проводить обходы больных с лечащим врачом и другими специалистами - до него это в больничной жизни не практиковалось. Раз в неделю устраивал врачебные конференции, чтобы анализировать сложные случаи. Короче, испытывал коллектив на прочность и профпригодность.

Глухое противостояние началось, когда он попросил бухгалтерию дать сводку по всем зарплатам и начислениям. Главный бухгалтер тут же ушла в отпуск по уходу за ребенком, причем за внуком, а остальные пять бухгалтеров коллективно объяснили, что в ведомостях не разбираются и зарплату начислять не знают как…

Барановский попросил у пермского минздрава помощи, прислали двух экономистов. Те залезли в компьютер, покопались полдня и тихо уехали. По телефону сказали, что начисление зарплат велось по двойной схеме, не автоматизированно, и они в этом разобраться не в силах. Тогда доктор нашел консалтинговую компанию. Разбор завалов занял две недели. На эти две недели Барановский задержал зарплату.

И именно это стало поводом для того, чтобы ряд обиженных коллег написали на него заявление в прокуратуру.

А он в это время продолжал налаживать работу. Из соседнего села пригласил гинеколога вести прием по выходным. В первый же приемный день выстроилась немыслимая очередь. После доктор сказала: «Я никогда не видела столько запущенных случаев».

Отправил запрос в пермский минздрав на выдачу лицензии по онкологической деятельности, собирался вести прием как онколог. А выяснив, что больница живет практически без дежурного врача, взял на себя эти дежурства. Пятнадцать в месяц. Зарплата на круг - 50 тысяч рублей.

С такими темпами нововведений он мог вылететь из больницы еще раньше. Но до него дошло, что в медицинских кругах бродит сплетня, что он - племянник губернатора, поэтому трогать его опасаются.

«А что вы отвечали на вопрос о родстве?» - «А я уклонялся. Говорил, что предпочитаю не обсуждать это».

Спустя пять месяцев работы Баранов­ского вызвали в минздрав и без комментариев вручили приказ об увольнении. К этому времени подоспела проверка прокуратуры на заявление сотрудников больницы. Выявили следующие нарушения:

Прочитав результаты прокурорской проверки, лично я подумала, что если бы все главные врачи страны имели аналогичный вариант служебного компромата, то у нас был бы приближенный к стерильному административный ресурс.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ

Дрова человека. Учителя в Кургане готовы к бунту: им обещают либо зарплату, либо топливо

«Где-то нас лечить надо?»

До Уинского, если ехать рейсовым автобусом, - четыре часа в один конец. Мы с доктором приезжаем из Перми в начале второго, в разгар рабочего дня. Но больница - самое новое и современное строение в Уинском - производит впечатление нежилой. В коридорах пусто и тихо. Идеальная чистота, светлая плитка на полу и двери в стерильные отделения на фотоэлементах. Бывшие коллеги здороваются с доктором через одного.

За время после увольнения Баранов­ского здесь произошло много чего: уволили исполняющего обязанности главного врача, который за короткий срок руководства успел выписать незаконно премии жене-рентгенологу, закрыть хирургическое, сократить койки и 36 сотрудников больницы.

Дмитрий Анатольевич решительно идет вверх. «Я хочу показать вам операционную». Через стеклянную стену видно, что вся аппаратура в операционной отключена, явно что-то уже вывезено. А в бывшей реанимации - склад медтехники. И оттого, что все стоит будто сваленная в кучу старая мебель - не укрытое пленкой, хаотично задвинутое по углам, - возникает ощущение, что все это современное оборудование уже никогда не заработает. Как и кювез, брошенный у лифта. Мы полчаса ходим по этажам. Из встреченных живых душ - несколько человек, ожидающих очереди в физио­кабинет на ингаляцию, этажом ниже - женщина у кабинета ЭКГ с мужской курткой на коленях.

Вера Николаевна Лобанова ждет мужа и рассказывает: «Больница эта хорошая. Вот у нас в Аспе (поселок в Уинском районе. - Н. Ч.) больницу сократили, я теперь сюда на такси мужа вожу, автобусы только два раза в неделю ездят. Муж у меня сердечник. Туда-сюда смотаться 400 рублей. Не накатаешься. Сегодня на попутных добирались. Надо чтобы были койки нас лечить. Где-то нас лечить надо?»

Следующие собеседники - дежурная бригада скорой помощи.

В разговор вступают не слишком охотно. «Да какая у нас экстренная помощь! Мы - перевозка. Если что - у нас одно слово для всех болезней: Кунгур. Беременных - в Кунгур на консультацию, ИБС (ишемическая болезнь сердца. - Н. Ч.) - на консультацию. И к хирургу везем, и на рентген. Травматолога у нас нет, кардиолог два раза в неделю по часу принимает, окулист тоже. Роды часто бывают. Но наши беременные привыкли, уже заранее сами все организуют. Сколько ехать? Если быстро - часа полтора. С ребенком несемся за час».

Главный врач Уинской больницы Вылегжанин работает месяц. У него огромный пустой кабинет без единой бумажки на столе.

Разговор с доктором получается короткий.

У вас очень пусто в больнице. Отчего так?

Народ всегда приходит утром. Около трехсот человек за день принимаем. Всех уже приняли.

А сколько отправляете в Кунгур?

Есть показания - отправляем, нет - не отправляем. Всю помощь оказываем согласно нормативам.

У вас очень современная больница. Какие у нее перспективы?

Хорошие. Эта больница будет жить и развиваться.

Уходим мы из больницы по пустому коридору. На первом этаже - ни души.

Впервые в России врач и музыкант создали совместный некоммерческий проект « Классическое искусство – здоровье нации».

1", "wrapAround": true, "fullscreen": true, "imagesLoaded": true, "lazyLoad": true , "pageDots": false, "prevNextButtons": false }">

Накануне премьеры проекта в историческом Сафоновском зале Кисловодского курзала лауреат международного и отечественного медицинских форумов (как указано на афише) Дмитрий Барановский и заслуженная артистка России, директор Северо-Кавказской госфилармонии Светлана Бережная встретились с журналистами, чтобы рассказать о первой части проекта, которую они назвали « Музыка – свобода от рака».

Понятно, должны быть веские причины, чтобы два высоких профессионала при чрезвычайной загруженности решились потратить уйму времени и сил на проект, не сулящий скорых дивидентов.

– Чтобы за такое браться, надо свято верить в то, что это нужно людям, – отметила Светлана Бережная.

К этой вере каждый шел своим путем. Дмитрий Барановский окончил знаменитое Пермское хореографическое училище, воспитавшее немало звезд мировой величины. Пять сезонов он танцевал на престижной сцене Пермского театра оперы и балета.

Однако судьба распорядилась так, что в конце концов призванием Дмитрия Барановского стала медицина. К тому располагали семейные традиции: прабабушка была выдающимся онкологом, профессором. Дмитрий с блеском окончил медицинский институт, ординатуру. По словам доктора, ныне он является членом Ученого совета Третьего медицинского университета, и практикует в ведущих онкологических клиниках Москвы и Санкт- Петербурга.

Право, поначалу было странно слышать от этого успешного, обласканного признанием коллег доктора упоминания о карме, о реинкарнации.

– Я признаю как современную официальную медицину, так и несовременную, неофициальную. Моя практика показывает, что сочетание обоих подходов приносит хорошие результаты в лечении рака, – пояснил доктор.

Светлана Бережная в музыку погрузилась с пяти лет от роду. Казалось бы, для нее не существует ничего, кроме музыки, а в последние годы еще и административной работы с музыкантами. Ан нет, признается, что, часто бывая с концертами в Швейцарии, Италии (Бережная – известная в Европе органистка), познакомилась с теми современными течениями в западной философии, которые особое внимание уделяют духовной сущности человека. Она убеждена, что десятилетиями практиковавшееся в нашей стране официальное безбожие, охаивание любого упоминания о духовности нанесло большой урон нравственному здоровью нации. Светлана Бережная подчеркнула, что занимается йогой и о пользе медитации знает не понаслышке.

Несколько лет назад Светлана Бережная создала музыкальную программу « Антистресс. Релаксация».

– Мне многие предрекали провал. Говорили: « Что, в Кашпировского решила поиграть?» – вспоминает С. Бережная.

Однако программа обрела множество поклонников и до сих пор звучит в концертных залах. Как говорится, звезды сошлись: Барановский и Бережная осознали, что у них много общего во взглядах на мир и человека. А конкретнее на здоровье, на профилактику тяжелых недугов.

Лечить нужно не болезнь, а человека. Нужно перенаправить его сознание на позитив, на свою внутреннюю сущность. И здесь музыка может стать огромным подспорьем. Например, доказано, пояснил доктор Барановский, что рак щитовидной железы очень часто возникает вследствие расстройства гормональной функции организма. К нему сплошь и рядом приводят стрессы, в которые люди сами себя загоняют. Измени человек свое отношение к миру – и удастся избежать недуга. А по силе эмоционального воздействия мало что может сравниться с классической музыкой. Или другое, недавние исследования отечественных и зарубежных ученых показали, что кристаллы воды, из которой на 70 процентов состоит наше тело, обладают памятью, в том числе и на воздействие музыкой. Таким образом проект « Классическое искусство – здоровье нации» призван устранить глубинные причины заболеваний.

Выступления, вход на которые будет свободным для всех желающих, планируется строить так: Дмитрий Барановский на высоком профессиональном уровне, но доступно и увлекательно демонстрируя фото и видео, будет рассказывать о раке и методах его профилактики, а Светлана Бережная, исполняя на рояле произведения Моцарта, Баха и других выдающихся композиторов, проиллюстрирует главную мысль проекта: человек должен сам созидать свою духовную сущность. А высокий духовный настрой и телесное здоровье тесно взаимосвязаны.

Пока авторы проекта не определились, как долго они смогут его продолжать. И у Светланы Бережной, и у Дмитрия Барановского есть множество других обязательств. Но как бы там ни было, свою задачу они видят в том, чтобы заронить семя. Как оно взойдет и будет ли развиваться, покажет время.

На Петербургском международном экономическом форуме Нюта Федермессер - руководитель Московского центра паллиативной помощи - заявила, что в стране 1,3 млн пациентов, которые нуждаются в паллиативе, но Минздрав насчитывает только 576 тыс. Поэтому, по ее словам, такая помощь не оказывается на должном уровне. Министр здравоохранения Вероника Скворцова ответила на это, что Минздрав открыт к конструктивным предложениям.

В рассказе о реальном положении дел с паллиативной помощью в стране Нюта Федермессер сделала упор на обезболивание. Для нее как учредителя благотворительного Фонда помощи хосписам «Вера» это самый главный вопрос, потому что хоспис - это прежде всего обезболивание терминальных пациентов. Стоит отметить, что до сих пор у ряда представителей как медицинского, так и немедицинского сообщества паллиативная помощь ассоциируется с онкологическими больными и хосписами, и это самая распространенная ошибка. Паллиативная медицинская помощь - более широкое понятие. Она многопрофильная, многоступенчатая, многоуровневая.

Модель оказания паллиативной медицинской помощи в регионах России с учетом региональных особенностей может выглядеть следующим образом. Основу должен составлять центр паллиативной медицинской помощи, имеющий в своей структуре поликлиническое, диагностическое, стационарное отделения, выездную патронажную службу, а также организационно-методический отдел, курирующий все отделения паллиативной медицинской помощи субъекта РФ. При этом Центр паллиативной медицинской помощи - это отдельное медицинское учреждение, способное не только обезболить пациента (как это встречается в большинстве отделений паллиативной помощи), но и осуществить комплекс диагностических и лечебных вмешательств, в том числе применение фармакологических, инструментальных, миниинвазивных методов улучшения качества жизни.

Чтобы точно оценивать масштаб проблемы и принимать адекватные ему решения, нужно создать федеральный регистр паллиативной медицинской помощи - программу, способную аккумулировать данные о поле, возрасте, диагнозе, социальном статусе пациентов, а также информацию по всем видам проводимого лечения, включая параметры эффективности. Кроме того, программа будет важным инструментом с точки зрения управления паллиативной медицинской помощью в стране.

В мае я обратился с предложением о формировании паллиативного регистра к зампредседателя правительства РФ Татьяне Голиковой. В аппарате Татьяны Алексеевны письмо взяли в проработку. С Министерством здравоохранения вопрос будет прорабатываться.

Было бы правильным, если бы регистр вели ответственные специалисты в каждом субъекте РФ. Все данные из субъектов РФ ежемесячно объединялись бы в едином федеральном сегменте регистра.

Программа помогла бы выработать единые клинические рекомендации и единый подход к оказанию медицинской помощи паллиативным пациентам. Она позволит регионам планировать расходы, ведь сегодня проблема еще и в том, что за этих пациентов не платит фонд ОМС, их содержание ложится на региональные бюджеты. Понятно, что в Перми он один, в Москве другой, в Калининграде третий. У нас пока нет единой стратегии, что же делать с паллиативными больными.

Есть еще одна проблема. В России не обучают врачей паллиативной медицинской помощи. Ты становишься врачом-онкологом, терапевтом, хирургом и так далее, проходишь усовершенствование по паллиативной помощи, получаешь корочку и можешь работать врачом паллиативной медицинской помощи. Поэтому подготовка у таких врачей разная. Регистр будет еще и инструментом для научной работы в плане создания единых подходов к подготовке специалистов.

Создание регистра пациентов определенных категорий - это очень эффективная мера. Приведу пример. Когда я был еще студентом, много сталкивался с пациентами с хроническим миелолейкозом. Раньше с этим заболеванием люди, как правило, жили максимум три месяца. В 2006 году появился регистр пациентов с хроническим миелолейкозом, который позволил выработать единые подходы к их лечению. Идея создания регистра стала поддерживаться медицинским сообществом, в регионах появились ответственные лица, которые их вели. Тогда мы выработали единые подходы и стали оценивать эффективность лечения, начали уходить от схем, которые были заложены в 1960–1970-е годы. Сегодня продолжительность жизни этих пациентов может составлять и 10, и 20 лет, а качество их жизни улучшилось в разы.

Главная » Irina » Дмитрий барановский врач. Выживут лишь богатые: из больницы уволили единственного онколога за отстаивание прав пациентов